Остальные слова застыли у Лехи на языке, так и не сорвавшись с губ. Потому что в этот момент хозяин озерного дома обернулся. Его лицо не произвело ни малейшего впечатления на механоксов, но конста… Этого они уж точно не ожидали.
Вся правая часть лица мужчины была страшно обожжена. И хотя было очевидно, что несчастье приключилось с ним много лет назад, повреждения все равно выглядели ужасно, и было абсолютно непонятно, как же уцелел его правый глаз. Однако левой стороне тоже досталось — она была буквально изрыта глубокими застарелыми шрамами, причем некоторые тянулись со лба от линии волос до самой шеи и спускались вниз под тунику. И именно с этой стороны глаз мужчины определенно был искусственным — неподвижный мутно-прозрачный шар, который даже не пытался имитировать настоящий орган.
И все же они его узнали. Не могли не узнать, ибо однажды этот человек уже изменил их судьбы.
— Исполнительный директор… — вопрос-утверждение застыл на губах Гора. Он честно пытался взять себя в руки, но шокированный мозг никак не хотел возвращать контроль над эмоциями.
— Марк Алексеевич? — приор по привычке вытянулся в струнку, ошалев от встречи со своим непосредственным шефом. Здесь. В Мертвятнике.
— Отец? — шепот Лехи был едва слышен. — Но как?
Саошьянт грустно улыбнулся и прошел за рабочий стол. В этот раз он сел лицом к своим гостям и жестом указал им последовать его примеру. Ким и Иса разместились на кровати, механоксы уселись прямо на теплые деревянные доски пола. Крест, Гор и Каледонец остались стоять.
— Я же говорил, что все изменится, — Саошьянт вновь улыбнулся и открыл им свой ментальный интерфейс. Теперь все видели его ник и уровень.
Первый, без всяких минусов.
— Это будет долгий и непростой, но необходимый разговор, — Скиталец откашлялся. — И от того, к каким выводам мы придем, какой выбор сделаем, будут зависеть не только наши жизни. Но и жизни всех, кого мы любили… и кого продолжаем любить, — он поднял взгляд к потолку. — Я имею ввиду живущих в том мире. Во всех мирах.
Интерлюдия. Отказанный гамбит
Интерлюдия. Отказанный гамбит
Полис 4 был отличным местом, не чета их родному, тринадцатому. Еве здесь очень нравилось, особенно после третьего курса интакскарина. Она теперь могла свободно перемещаться по всей территории Центра, а не только по своей комнате и лаборатории.
А ведь Центр был огромен — почти 600 гектаров, причем исследовательские комплексы и медицинские кластеры занимали лишь половину этой площади. Остальное — непередаваемой красоты парки с озерами, речками, лесными массивами и уютными летними домиками. Домики никогда не пустовали, ведь благодаря локальному терраформингу в Центре круглый год царил бархатный сезон.
Майя навещала дочь каждый день, хотя той недавно исполнилось семь и девчушка отличалась исключительной самостоятельностью. Уже год как она ходила в нормальную школу при Центре, а не училась дистанционно. И это доставляло Еве непередаваемое наслаждение. Ведь что может быть лучше общения с людьми — такими интересными, такими неодинаковыми!
Майя предъявила именной пропуск автоматическому психосканеру и прошла сквозь омнибиотическую плазмалемму. В первые дни ее это удивляло — в Центре давно не пользовались экранами из велитового волокна. Омнибиотическая защита была гораздо совершеннее — она не только обеспечивала абсолютную стерильность, но и на сорок четыре минуты двенадцать секунд накрывала прошедшего сквозь нее человека невидимой глазу мембраной, полностью дублирующей защитные свойства исходного материала.
Вообще, Еве на данном этапе лечения уже не требовалась полная стерильность, но так как до фазы регрессии Синдрома отторжения необходимо было пройти еще два полных курса интакскарина, специалисты Центра требовали от матери и дочери сохранять высший уровень безопасности. Ну, им виднее, подумала Майя, они ведь вылечили не одну сотню детей.
Она вышла из здания и оказалась на залитой солнцем парковой аллее. Прикрыв глаза рукой, девушка силилась разглядеть силуэт, что быстро приближался к ней, хотя на самом деле в этом не было необходимости. Она и так знала, что это Ева бежит ей навстречу. Бежит и улыбается так ярко и заразительно, как могут улыбаться только дети.
Она тоже побежала навстречу дочке, подхватила ее, крепко-крепко обняла и закружилась вместе с ней, быстро переступая изящными ножками по гладкому индестракту. Проходившие мимо врачи умилительно улыбались. Все в Центре хорошо знали Еву и Майю, тут слова «индивидуальный подход» не были пустым звуком.
Хотя на самом деле была и другая причина их локальной популярности. Джейден Токмаков, лечащий врач Евы и первый заместитель начальника Центра экспериментальной генологии Полиса 4, на первом же приеме после ряда базовых тестов признался Майе, что никогда еще не встречал ребенка со столь сильным «даром». Удивительно, но Токмаков использовал именно это слово. «Дар». Хотя у данного явления имелось официальное медицинское название — биопсионометрия.
В Полисе 4 к чтецам относились не так, как в других регионах. Руководство Корпорации Фригг, которой принадлежал этот полис, считало таких вовсе детей не мутантами и отщепенцами, чьи уникальные способности нужно применять сугубо в военной сфере. Здесь, в городе, которым правили ученные, а не политики и военные, чтецов без всякого пафоса называли следующей ступенью эволюции.
— Строго говоря, не совсем ступенью, — пояснял Майе Токмаков. Он был милым улыбчивым мужчиной тридцати пяти лет, высоченным и худым, с зеленоватыми глазами и извечной щетиной. — Скорее что-то вроде промежуточного звена. И если честно, мне кажется, что здесь мать природа застопорилась и предложила нам самим решить эту головоломку.
Майю все эти формулировки сначала откровенно напугали, но чем больше она узнавала Джейдена Токмакова и других специалистов Центра, чем лучше понимала род их деятельности, тем смешнее выглядели ее первоначальные страхи. Но избавиться от них было непросто, ведь, живя в Полисе 13, она привыкла бояться. За все. Особенно за Еву.
А здесь тот факт, что девочка — чтец, никого не напрягал. Даже наоборот! Когда Джейден настоял, чтобы Майя указала этот факт в резюме, ей назначили собеседование вне очереди. И теперь она работала старшим преподавателем кафедры Общей истории и культурологии Унитарной Академии Полиса 4. И ведь это было одно из самых престижных учебных заведений Объединенного Севера!
Иногда Майе казалось, что это сон. Слишком уж идеально все для них сложилось. Но, забывшись на пару мгновений в этом ощущении настоящего безотчетного счастья, она внезапно вспоминала, какую цену им пришлось заплатить. И слезы сами наворачивались на глаза. Ведь она знала — Алекс уже не вернется к ним. Но это все — благодаря ему. Ева жива благодаря ему! Благодаря ему она — счастлива!
— Мама, ты плачешь? — Ева отстранилась от Майи и внимательно заглянула ей в лицо.
— От счастья, — соврала девушка, украдкой смахнув слезинку тыльной стороной ладони. — От счастья, доченька моя!
Она знала, что Ева с легкостью может определить эту наивную ложь, но была уверена — девочка так не поступит. Это было одним из основных аспектов терапии — Еву не только излечивали от Синдрома отторжения, ее также учили правильно применять свою силу. В частности, ей запретили «читать» людей без их согласия.
— А знаешь, мама, — Ева, похоже, ей поверила, хотя этот ребенок был до невозможности проницателен и без всяких сверхспособностей. — Я папу видела, представляешь! В одном из тех снов, специальных. Которым меня дядя Джейден учит.
— Папу? — переспросила Майя шепотом. Девушка всеми силами старалась погасить вспыхнувшую в сердце надежду, потому что знала — если поддаться ей, эмоции захлестнут.
— Ага! — девочка лучезарно улыбнулась и вновь кинулась матери на шею. Та крепко обняла ее.
— Он не один, мама, не переживай, — щебетала Ева. — Дядя Дима с ним, как и обещал. И все его друзья с ним, и новые друзья тоже. А знаешь, что самое главное?