Пакту не суждено было сыграть свою роль. Симон Корона, оставив Серафину в Акапулько, три месяца работал в булочной в Мескале. Когда он, в конце концов, вернулся в Сальто-де-ла-Тукспана, обе его прежние любовницы исполнили свою часть договора и отправили Серафине в Педронес телеграммы. Но к тому времени Серафина полностью потеряла интерес к поискам. Она не заплатила пятьсот песо ни одной из осведомительниц, и прошло два года и девять месяцев, прежде чем она осуществила описанную в первой главе месть.
Впервые Серафина Баладро увидела капитана Бедойю, когда стояла на углу улиц Пятого Мая и Соледад в Педронесе. Он ехал на сером коне (взятом взаймы), с саблей наголо и в каске по уставу. Звучал драгунский марш. Шел парад 16 сентября 1960 года. Серафина Баладро говорит, что обратила на него внимание, потому что его лошадь отличалась от остальных, а еще потому, что он был самым чернокожим из всего проезжавшего мимо полка. Капитан Серафину не заметил. Когда колонна прошла, Серафина вернулась домой и не вспоминала о капитане еще пять месяцев, после чего увидела его снова и узнала.
В этом промежутке представим себе капитана Бедойю верхом на другом коне, темно-гнедом, казенном, на узкой извилистой тропинке в горах Гуэмес. Жара, капитану на лицо садятся мухи, кругом цветут касауате. За капитаном растянулась вереница солдат, они раздвигают руками ветви акаций. Впереди идет единственный пеший участник процессии — крестьянин в кожаных сандалиях и широкополой шляпе. Это осведомитель.
Тропинка уже еле видна, и, когда кажется, что дороги дальше нет, крестьянин останавливается и поднимает руку — он указывает на другую сторону ущелья. Там растут цветы, маки.
Представим себе засаду: двое крестьян приезжают с мешками в ущелье, с виду безлюдное, чтобы увезти урожай; испуг: они понимают, что окружены федералами; пытку: что-нибудь очень простенькое, вроде сломанного пальца или поджаренной ступни а-ля Куаутемок[8]. Они не герои. Они называют имя арендатора, который снабжает их семенами и покупает у них урожай.
Следующий шаг не задокументирован. Никто не знает, как капитан Бедойя узнал, что разоблаченный Умберто Паредес — сын Арканхелы Баладро, и какой инстинкт подсказал капитану навестить мамашу, вместо того чтобы передать сына в руки полиции.
Завершив доблестную акцию — до этого еще никому не удавалось обнаружить плантацию, — капитан вернулся в часть, написал рапорт о том, что задержал двоих и сжег урожай, но ни слова о том, что узнал имя контрабандиста. Потом переоделся в штатское и поехал в Сан-Педро-де-лас-Корьентес на автобусе «Красная стрела».
Для капитана беседа с Арканхелой стала сущим испытанием. Сначала Арканхела обращалась с ним надменно, решив, что капитан хочет ей что-то продать, потом приняла его за агента санитарной службы (туалеты «Прекрасного Мехико» всегда работали плохо), но, когда он сказал, что дело касается Умберто Паредеса, она проводила капитана в столовую, решив, что он — друг ее сына и пришел просить взаймы. Непонимание было изматывающим, разъяснение — чистой пыткой.
Вспоминая этот инцидент, капитан сам удивлялся, что проявил такую выдержку и сумел в конце концов объяснить ей то, что хотел: сын сеньоры — торговец наркотиками и не просто преступник, а преступник, против которого есть улики, то есть практически арестант. После чего несколько минут, показавшихся ему часами, капитан вынужденно наблюдал, как Арканхела мучительно переходит от неведения к осознанию.
Сначала, не поверив, Арканхела оскорбила капитана:
— Вы лжец, — сказала она.
Он и бровью не повел. Повторил свои обвинения. Тогда Арканхела попыталась объяснить капитану все тяготы материнской доли: она так хотела, чтобы сын изучал медицину, принесла такую жертву, расставшись с ним, чтобы мальчик не испытывал дурного влияния и вырос успешным человеком, заплатила целое состояние за его учебу, и теперь оказалась перед страшной действительностью: ее сын — торговец наркотиками.
— Что может твориться в моей душе, капитан? Труд и лишения всей моей жизни пошли коту под хвост из-за безумия этого мальчишки.
Она обливалась слезами. Сдернув со стола белую скатерть с кофейными пятнами, она промокала глаза. Воспользовавшись паузой, капитан Бедойя сказал: