— Ты меня любишь?
Он сказал, что любит, и тогда я предложила продать свой бизнес, больше не заниматься публичными домами, дать ему денег на пекарню и переехать с ним в Сальто-де-ла-Тукспана, где ему так нравится. Он страшно обрадовался.
Мы ушли с корабля и отправились бродить по городу, держась за руки, как молодожены. В отеле я сняла платье и сказала Симону:
— А теперь иди ко мне.
И он пришел, и я почувствовала, что никогда никого так не любила, что наша с Симоном любовь — навсегда. Поэтому я рассказала ему историю своей жизни.
Я рассказала ему все, даже то, что именно по моей просьбе полковник Саратэ посылал солдат ловить Симона, запирал его в участке и учил уму-разуму каждый раз, как Симон собирался меня бросить.
Не успела я договорить, как заметила, что лицо у него стало серьезное. Мне пришлось объяснить ему:
— Все, что я рассказала, я делала потому, что очень тебя люблю.
Он не ответил. Встал с кровати, отвернулся и стал одеваться.
— Ты разозлился? — спрашиваю.
— Пойдем ужинать, — говорит, а сам на меня не смотрит.
Я впопыхах одевалась и все думала: «Ну дала же ты маху…».
Мы вышли на улицу, идем молча. Вдруг Симон остановился и говорит:
— Пойду куплю бутылку рома в том магазине напротив. Слушай меня внимательно: жди здесь, где стоишь, никуда не уходи, иначе я тебя не найду, когда вернусь.
Я хотела ему угодить и сказала, что буду ждать, где скажет. Он перешел улицу и скрылся в магазине. Я сделала, как он велел: ждала его на указанном месте. Через некоторое время мне стало не по себе, я подумала: а если он умер, пока покупал Бакарди? Я боялась перейти улицу и зайти в магазин. Вдруг я пойду, а он в это время вернется с другой стороны, не найдет меня и разозлится еще хуже! Когда в магазинах начали опускать жалюзи, я не выдержала. Перебежала улицу и вошла в магазин. Симона я не увидела, зато увидела другую дверь, которая выходила на другую улицу. И тогда я поняла, что любовь, которая только что казалась вечной, закончилась.
Когда я вернулась в отель, мне сказали, что Симон уехал на машине. Ему не хватило порядочности даже на то, чтобы оплатить счет.
Вот чего мне стоила откровенность с человеком, который ее совершенно не заслуживал.
IV. На сцене появляется Бедойя
Описывая свое физическое и моральное состояние в течение месяцев, последовавших за расставанием с Симоном Короной в Акапулько, Серафина Баладро говорит о головных болях, о нездоровом пристрастии в одиночку, в полутемной столовой, поедать сардины прямо из банки, закусывая хлебом, об отвращении к разговорам, полной потере интереса к бизнесу и ужасе перед мужчинами — единственный раз в жизни она воздерживалась от секса в течение сорока семи дней. Она не следила за собой, почти целый месяц не заплетала косу, и от одной мысли, что кто-то будет прикасаться к ней, к горлу подступала тошнота. В какой-то момент она пережила влечение (платоническое) к одной из своих девушек по имени Альтаграсия, которую потом выгнала.
Ее мучила бессонница. Она проводила конец ночи и утро без сна, погруженная в воображаемые диалоги с Симоном Короной. В них она упрекала его в неблагодарности, доказывала, что все делала в его интересах, перечисляла множество своих благодеяний, за которые он остался ей должен. И в темноте не решалась вытащить из-под одеяла руку и зажечь свет: ей мерещилось, что до нее дотронется чья-то ледяная рука.
Во время последней бессонницы она, наконец, осознала, что Симон к ней не вернется, и решила: если он не достанется ей, то и никому другому. Иначе говоря, Серафина твердо вознамерилась обыскать всю землю, найти и убить его. Она представила себе, как стреляет из пистолета, а в углу лежит Симон Корона в дырявой от пуль рубахе, с гримасой страдания на лице. Насладившись этим видением, она крепко уснула.
На следующей неделе Серафина совершила первое путешествие в ненавистную ей Сальто-де-ла-Тукспана. В лаковой сумочке лежал пистолет двадцать пятого калибра, которому она не очень доверяла, и ножницы — на тот случай, если промахнется.
Разыскивая Симона Корону, она обошла весь город, который показался ей ужасным, но найти его не смогла. Зато встретила двух женщин, бывших его любовниц — одну из них Симон бросил ради Серафины, со второй жил, когда бросил Серафину, и бросил, чтобы вернуться к Серафине.
Эти три женщины, две из которых едва знали друг друга в лицо, и все три смутно слышали друг о друге и питали взаимную ненависть, встретились в ресторане и отлично поладили. Их объединяло общее положение отверженных и предательство одного и того же мужчины, Симона Короны.
— Он нанес мне страшное оскорбление, я найду его и накажу так, что больно будет по-настоящему, — объявила Серафина.
Поскольку две другие не имели возражений и не отказались участвовать в расправе, троица отпраздновала заключение пакта, согласно которому две жительницы Сальто-де-ла-Тукспана обязались немедленно уведомить Серафину телеграммой, как только вернется Симон Корона. Серафина, в свою очередь, пообещала заплатить пятьсот песо любой из них, кто предоставит точную информацию. Закончив переговоры, они подняли бокалы с хорошим вином. В тот вечер в Сальто-де-ла-Тукспана впервые видели трех пьяных женщин.
Пакту не суждено было сыграть свою роль. Симон Корона, оставив Серафину в Акапулько, три месяца работал в булочной в Мескале. Когда он, в конце концов, вернулся в Сальто-де-ла-Тукспана, обе его прежние любовницы исполнили свою часть договора и отправили Серафине в Педронес телеграммы. Но к тому времени Серафина полностью потеряла интерес к поискам. Она не заплатила пятьсот песо ни одной из осведомительниц, и прошло два года и девять месяцев, прежде чем она осуществила описанную в первой главе месть.
Впервые Серафина Баладро увидела капитана Бедойю, когда стояла на углу улиц Пятого Мая и Соледад в Педронесе. Он ехал на сером коне (взятом взаймы), с саблей наголо и в каске по уставу. Звучал драгунский марш. Шел парад 16 сентября 1960 года. Серафина Баладро говорит, что обратила на него внимание, потому что его лошадь отличалась от остальных, а еще потому, что он был самым чернокожим из всего проезжавшего мимо полка. Капитан Серафину не заметил. Когда колонна прошла, Серафина вернулась домой и не вспоминала о капитане еще пять месяцев, после чего увидела его снова и узнала.
В этом промежутке представим себе капитана Бедойю верхом на другом коне, темно-гнедом, казенном, на узкой извилистой тропинке в горах Гуэмес. Жара, капитану на лицо садятся мухи, кругом цветут касауате. За капитаном растянулась вереница солдат, они раздвигают руками ветви акаций. Впереди идет единственный пеший участник процессии — крестьянин в кожаных сандалиях и широкополой шляпе. Это осведомитель.
Тропинка уже еле видна, и, когда кажется, что дороги дальше нет, крестьянин останавливается и поднимает руку — он указывает на другую сторону ущелья. Там растут цветы, маки.
Представим себе засаду: двое крестьян приезжают с мешками в ущелье, с виду безлюдное, чтобы увезти урожай; испуг: они понимают, что окружены федералами; пытку: что-нибудь очень простенькое, вроде сломанного пальца или поджаренной ступни а-ля Куаутемок[8]. Они не герои. Они называют имя арендатора, который снабжает их семенами и покупает у них урожай.
Следующий шаг не задокументирован. Никто не знает, как капитан Бедойя узнал, что разоблаченный Умберто Паредес — сын Арканхелы Баладро, и какой инстинкт подсказал капитану навестить мамашу, вместо того чтобы передать сына в руки полиции.
Завершив доблестную акцию — до этого еще никому не удавалось обнаружить плантацию, — капитан вернулся в часть, написал рапорт о том, что задержал двоих и сжег урожай, но ни слова о том, что узнал имя контрабандиста. Потом переоделся в штатское и поехал в Сан-Педро-де-лас-Корьентес на автобусе «Красная стрела».