Затем она почувствовала себя несколько разочарованной, хотя и свободной от всякой вины, ибо отец Перния не придал ее сну большого значения и не счел его грехом. Покаяние было обычным — читать Ave Maria.
Однако в следующее воскресенье, после мессы, отец Перния сообщил ей, что больше она не тересита младенца Иисуса:
— Поговори с доньей Кармелитой, пусть она сошьет тебе платье дочери Марии…
11
Река была так же неотделима от ее детства, как сеньор Картайя и сеньорита Беренисе, как патио ее дома и церковь. Смирная речка Пайя заслуживала лишь беглого упоминания в географии. Но когда выпадали августовские дожди и река набухала, для Кармен-Росы она превращалась в одну из могучих стихий вселенной.
— Сеньорита Беренисе, а море тоже такое большое?
В старые времена река подходила к самому городу. Теперь, когда от прежнего Ортиса уцелела лишь небольшая часть, Пайя оказалась в пятидесяти метрах от площади Лас-Мерседес. Спуск начинался у часовни, пролегал меж больших камней и акаций и заканчивался возле брода на Старой площади, где река мягко изгибалась, образуя тихую заводь. К Старой площади ходили купаться девушки и ездил за водой Олегарио. Кармен-Роса втайне лелеяла честолюбивую мечту нырнуть как-нибудь не у Старой площади, где река была спокойной и мелкой, а возле Брода контрабандистов, маленькой гуайявы или излучины, где Пайя была глубже и где даже летом на другой берег можно было перебраться только вплавь.
Поход к реке стал ежедневным обрядом. Вернувшись из школы, перед обедом, Кармен-Роса и Марта, захватив с собой полотенце, мыло и тыквенную бутыль, шли к соседке Хуаните Лара, которая уже ждала их. Хуанита Лара, косоглазая старая дева, возглавляла маленький отряд: за ней спускались Кармен-Роса, Марта, присоединявшиеся к ним Эленита, белая как молоко, и Лусинда, которая плавала, как лягушонок. Хуанита Лара охраняла их от возможных опасностей, учила бороться с течением и нырять вниз головой. Когда однажды Перикоте вздумал было подглядеть из зарослей, как они купаются, Хуанита Лара забросала его камнями, и он не показывался на Старой площади несколько недель.
Они выходили из кустарника в длинных рубашках сурового полотна, скроенных доньей Кармелитой, которая, несомненно, была неумелой портнихой. В этих измятых, плохо просушенных мешках они выглядели смешно и нелепо. Но потом, когда вода пропитывала полотно, прижимала его к телу и приглаживала непокорные волосы, сестры становились красивыми. Кармен-Росе исполнилось четырнадцать лет, она была широка в плечах, с гибкой талией и крепкими бедрами. Мартике, легкой и воздушной, как колосок, исполнилось тринадцать, и у нее уже были груди, маленькие и твердые, как сливы.
Когда они вошли в воду и отплыли от Хуаниты Лары, которая осталась на берегу, жалуясь на судорогу, Мартика поведала сестре свою тайну:
— Знаешь, Кармен-Роса, у меня есть жених…
Сначала Кармен-Роса подумала, что Мартика шутит, и ответила насмешливо:
— Знаю, негр Гуэрегуэре.
Сестра улыбнулась. Раньше она сердилась на Кармен-Росу, когда та дразнила ее: «Мартика, не отпирайся, у тебя любовь с Гуэрегуэре», «Сестричка, я хочу быть посаженой матерью на твоей свадьбе с Гуэрегуэре»… Но на этот раз против всякого ожидания Марта не рассердилась и мягко продолжала:
— Нет, правда, Кармен-Роса, у меня есть жених.
Она сказала это так просто и серьезно, что Кармен-Роса примолкла, желая узнать все до конца.
— Мы с Панчито жених и невеста уже больше двух недель, а точнее — семнадцать дней. Он объяснился мне прямо на площади, когда ты исповедовалась, а я ждала тебя возле церкви.
— И что он тебе сказал?
— Как что? Что он влюблен в меня, что только и думает обо мне, и спросил, не чувствую ли и я то же самое?
— И что ты ему ответила?
— Я сказала правду: что я тоже его люблю.
— А откуда ты это знаешь?
— Я уже давно это знаю. Потому что у меня дрожат руки, когда он подходит, потому что я сама не своя, когда он далеко…
— Значит, вы теперь жених и невеста?
— Конечно.
— А что это значит — быть женихом и невестой?
— Господи, и ты еще спрашиваешь! Быть женихом и невестой значит смотреть друг на друга и говорить о любви, когда только можно.
— А он тебя не целовал?
— Нет еще, но как только попросит, честное слово, я разрешу…
К ним подплывала Хуанита Лара, у которой прошла судорога. Марта перестала болтать и легла на спину, отдавшись течению. Воды Пайи ласково покачивали ее нерасцветшее тело с маленькими и твердыми, как сливы, грудями.