Потом Кармен-Роса не могла объяснить себе, откуда у нее взялись силы, чтобы резким движением освободиться от рук Себастьяна, от рта Себастьяна, от бившегося в ней сердца Себастьяна, не могла объяснить, как в ней возник порыв, отбросивший ее от Себастьяна, хотя все ее тело жаждало только одного — остаться так, пылая от ласки его рук.
— Нет, пожалуйста! — сказала она и закрыла его губы тыльной стороной руки.
Несколько минут они молчали. Где-то залаяла собака. Издалека доносился грубый голос Перикоте, горланившего какую-то песню. Наконец Себастьян сказал:
— Ты не сердишься на меня, Кармен-Роса?
— Нет, — ответила она коротко и несмело.
И поцеловала его последний раз в эту ночь. Но поцелуй был такой, как прежние, — осторожный, мимолетный, пугливый.
18
Проснувшись, она вспомнила о поцелуе под темными ветками котопери, под беззвездным ночным небом, и ее снова захлестнула истома, а от бедер опять поднялась горячая волна.
— Господи, откуда я взяла силы оттолкнуть Себастьяна?
Конечно, она должна будет исповедаться, рассказать про эту сцену отцу Перния.
— Святая Роса, какой стыд, какой стыд!
Отец Перния выслушал ее серьезно и внимательно и помог ей, когда она запнулась, подойти к самому щекотливому — к руке Себастьяна на своей голой груди. Как и тогда, когда ей приснился архангел из чистилища, отец Перния спросил ее:
— И тебе было приятно, дочь моя?
— Мне было очень приятно, преподобный отец. И хуже всего то, что мне приятно думать об этом, вспоминать и переживать все заново.
— С тех пор как я знаю тебя, дочь моя, а знаю тебя я с тех пор, как ты вошла в разум, первый раз ты исповедуешься мне в смертном грехе, настоящем смертном грехе. Не делай этого больше. Не только потому, что это смертный грех, но и потому, что тебе не подобает так вести себя.
И он наложил на нее настоящее покаяние (тоже в первый раз) — прочесть все молитвы по четкам.
Но когда служба окончилась, отец Перния приблизился к ней и заговорил. Может быть, священник думал, что обошелся с девушкой слишком сухо. Чувствовалось, что ему хочется быть добрым, показать Кармен-Росе, что он не потерял к ней уважения из-за того, что она совершила грех.
— Пришли мне с Олегарио цветов из твоего сада. Смотри, какой алтарь у бедняжки святой Росы — ни одной кайены.
Потом он сказал:
— Святая Роса рассчитывает на тебя, потому что ты всегда занималась ею больше всех в нашем городе.
Когда она уходила, он проводил ее до дверей храма.
— Передай привет донье Кармелите. Скажи, что я еще раз поздравляю ее с замужеством Марты. И не забудь про цветы.
С Себастьяном он разговаривал совсем по-другому. В воскресенье, как только отец Перния узнал, что Себастьян приехал в Ортис, он через Эрмелинду велел ему прийти.
— Что вы от меня хотите, преподобный отец? — удивленно спросил Себастьян, заметив, что священник запирает дверь на ключ.
Они были совершенно одни в комнате, где пахло воском, ладаном, мукой и увядшими цветами.
— Ты думаешь жениться на Кармен-Росе? — без предисловий спросил Перния.
— Конечно, — ответил Себастьян, смешавшись.
— Что же, я очень рад. Но должен предупредить тебя об одном. Отец этой девушки болен. У нее нет братьев, которые вступились бы за нее. Однако…
— Вы говорите лишнее, — перебил Себастьян. — Я уже сказал вам, что решил жениться на ней.
— Никогда не лишне знать кое-что на всякий случай, — бесстрастно продолжал священник, будто не замечая резкого тона Себастьяна. — Я хотел предупредить тебя, что, если почему-либо твои намерения переменятся, я сниму сутану и всажу в тебя полную обойму.
Себастьян побледнел. Ничто его не могло так возмутить, как угроза. И все же он сдержался, поняв, что отец Перния не шутит, и ограничился тем, что сказал в том же резком тоне:
— Я женюсь на Кармен-Росе не из страха перед вашей обоймой, а потому, что сам так решил.
Священник протянул руку, и Себастьян с силой сжал ее. Перния не выдернул руки и не отвел взгляда. Тогда Себастьян окончательно убедился, что, обещая всадить в него полную обойму, отец Перния без колебаний готов был привести свою угрозу в исполнение.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Это путь на Паленке
19
Ноябрьским полднем — дело было в воскресенье — в Ортисе остановился автобус. Малочисленные обитатели городка заподозрили что-то неладное еще на рассвете, когда услышали шумное пробуждение полковника Кубильоса. Слишком громкие крики правительственного наместника раскололи тишину раннего утра и заставили петухов запеть прежде времени. Послышался лязг обойм, которые издавна валялись в углу городского управления, и треск маузеров, что было еще более необычно, причем откуда взялись эти маузеры, никто не мог сказать. В шесть часов утра двое несчастных, которые исполняли обязанности полицейских в Ортисе, опоясавшись патронташами, с маузерами в руках встали на дежурство у дверей городского управления.