— Да, полковник, — повторял секретарь.
21
В желтом автобусе, который мчался по равнине, говорили не о своей беде, а о беде, в которую попал Ортис и его жители. Едва исчезли в пыли развалины города, один из студентов — толстяк в больших очках — воскликнул:
— Какой ужасный город! Он населен призраками.
Круглолицый ясноглазый парень сказал:
— А дома? На них нельзя смотреть без содрогания. Кажется, будто город опустошила какая-то дикая орда.
— Орда анофелесов. Его опустошила малярия, — отозвался полный мулат, студент-медик.
Другой, курносый, с насмешливым взглядом, вздохнул:
— Бедняги. А ведь, видно, все они неплохие люди.
Ему возразил мулат в шляпе Себастьяна:
— Люди на нашей земле все хорошие. А те, что плохие, — не люди.
Они замолчали, потому что Варела искоса взглянул на них. Автобус пересекал желтый рукав высохшей реки, растрескавшийся и неровный. Колючее пыльное дерево царапало пустынное небо. Невдалеке виднелся скелет коровы, на ее ребрах уныло висели клочья шкуры.
Наконец бородатый сказал:
— А дети? Они такого же цвета, как земля, которая их кормит.
— Они нафаршированы глистами, — загремел толстяк.
Студент с бакенбардами, как у прежних борцов за свободу, проговорил:
— Они круглый год ходят босыми, их ноги изъедены паразитами.
Юноша с властным профилем заключил:
— Проклятие тем, кто в этом виновен!
Варела снова зло взглянул на них, и они опять замолчали.
Автобус ехал по сухому руслу реки, подскакивал на камнях, увязал в песчаном дне. Дикая голубка печально кричала среди тощих береговых пальм.
Заговорил студент с мохнатыми бровями:
— Как красивы были эти мертвые дома, когда они были живы!
Ему ответил студент с беспокойными глазами за толстыми стеклами докторских очков:
— Они строились прочно и разумно, в строгом стиле.
А тихий и голубоглазый произнес:
— Дом без дверей и крыши потрясает сильнее, чем труп.
— Необходимо восстановить их, — сказал метис, неторопливо поглаживая опущенные кончики усов.
Они проехали хутор, потом Эль-Сомбреро — еще один пыльный городок. У двери безмолвной хижины залаял рыжий, тощий, как скелет, пес. Худой всадник верхом на костлявой лошади остановился у обочины дороги и посмотрел на них. Тяжело опускался вечер, неприветливое небо становилось кремовым. Утомленные узники дремали.
Студент с черными колючими глазами внезапно прервал молчание:
— Я не видел домов, не видел развалин. Я видел только язвы людей.
Ему ответил другой, бледнолицый и недоверчивый:
— Они гибнут, как дома, как страна, в которой мы родились.
Юноша с острым еврейским носом произнес:
— Plurima mortis imago…[6]
Варела встряхнулся, пробужденный латынью, которая была выше его разумения.
— Молчать!
На этот раз они молчали долго. Теперь автобус шел на малой скорости. Они медленно двигались навстречу ночи. На горизонте замигали огоньки лагеря Паленке.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Кум Фелисиано
22
Колея, оставленная желтым автобусом, сначала исчезла с пыли саванны, потом с песчаного русла пересохшей реки, но она не исчезла из сердца Себастьяна. Когда он сказал в патио Вальенов: «Надо что-то сделать», это были не пустые слова; он внимал им как настойчивому велению своей человеческой совести. Пытаясь отыскать в аромате трав, в крике выпи, грязном зеркале болот ответ на мучивший его вопрос, он ездил из Парапары в Ортис на свидания с Кармен-Росой, из Ортиса в Парапару после свиданий с Кармен-Росой теми же тропами, что и прежде, но весь во власти охватившего его порыва.
Он говорил Кармен-Росе о таких вещах, которые прежде никогда его не волновали и даже о существовании которых он, казалось, не догадывался до тех пор, пока перед кабачком Эпифанио не остановился автобус с узниками.
— Разве можно терпеть такое! Нашей страной правят варвары, вооруженные копьем и кнутом. Нужно быть кастратом, а не мужчиной, чтобы молча смиряться и не противиться этому, чтобы согласиться с этим, словно ты сообщник.
Через неделю он сказал:
— Студенты оставили свои дома, свои книги, своих девушек и пошли в застенки Ротунды и Кастильо, пошли под пули, пошли на смерть в Паленке. Было бы преступлением оставить их одних.
6
Начальные слова фразы из «Энеиды» Виргилия:
…Повсюду лишь траур,
Лишь ужас, лишь образ безжалостной смерти.