Опись товаров была прервана Паскуалем, который вошел в лавку с узелком в руках. Кармен-Роса не видела плотника Паскуаля со дня похорон Себастьяна. Он заметно постарел за этот короткий срок.
— Что тебе? — спросила Кармен-Роса.
Но Паскуаль пришел не за покупками, он хотел продать шесть куриных яиц, которые были завязаны в белый платок.
— Я оставлю вам все шесть за один реал, нинья Кармен-Роса, — сказал он жалобно.
Кармен-Росе они были не нужны. В лавке лежали яйца, снесенные ее собственными курами, и никто их не покупал. Однако в голосе и жестах Паскуаля была такая мольба, что она не выдержала:
— Хорошо, оставь их.
Она взяла яйца и заплатила то, что просил Паскуаль. Но он не уходил. Он несколько секунд вертел монету в руках и пристально рассматривал ее, потом сказал:
— Теперь дай мне хинина на реал, нинья…
38
Олегарио съездил в Сан-Хуан-де-лос-Моррос продать осла, кур и дом и нанять грузовик, в который они погрузят свои пожитки, чтобы уехать на восток. Осла и кур он продал, но за дом никто не дал и сентаво. «Лучший дом в Ортисе, — предлагал он, — в самом центре, с большими комнатами, патио, полным цветов, продается по цене, которую вы назначите». Но цену так никто и не назначил. Некоторые отвечали: «Купить дом в Ортисе? Вы думаете, я с ума сошел?» Высокие потолки, просторные кирпичные галереи, изящные окна с точеными деревянными переплетами, большие комнаты, сад, полный зелени и цветов, широкие сени из полированного камня с выложенными костью инициалами строителя — все это не стоило ни сентаво, потому что находилось в Ортисе, а Ортис был обречен на разрушение. Кармен-Роса, не изменившись в лице, выслушала рассказ огорченного Олегарио и сказала сеньорите Беренисе:
— Возьмите дом себе. Для занятий он будет удобнее.
Потом она сообразила, что для школы без учеников не требуется просторного помещения, и добавила:
— Дом ничего не стоит, сеньорита Беренисе. Но мне больно покидать патио, зная, что клумбы зарастут и все поломает ветер. Только вы можете спасти деревья и цветы.
Она была готова к отъезду. Оставался только — и лучше бы он не приходил! — момент прощания. Сказать «прощай» — это все равно что оторвать частицу себя самой от церкви святой Росы, от камней старой площади, тринитарий патио, школьных скамеек, дубов на площади и Боливара, от могилы Себастьяна, от сеньора Картайи и отца Перния, от Марты и Панчито, от сеньориты Беренисе и Селестино.
В эти дни она снова увиделась с Селестино. Она возвращалась с кладбища, куда ходила каждый вечер, оставив на могиле Себастьяна самые красивые гвоздики своего патио. В отдалении на глиняной стене окраинного дома она увидела долговязую тень. Селестино ждал ее, больше похожий на ветку высохшего дерева, чем на человека, и глаза его были еще печальнее, чем всегда.
— Добрый день, Кармен-Роса.
— Добрый день, Селестино.
И он пошел рядом, соразмеряя свой размашистый шаг с медленными шагами девушки.
— Правда, что ты уезжаешь из Ортиса?
— Да. Я уезжаю с мамой и Олегарио.
— А правда, что ты едешь на восток?
— Да. Мы едем на восток.
Они нерешительно подошли к дверям «Серебряной шпоры». Кармен-Роса думала о путешествии, о котором говорила с таким спокойствием и уверенностью, не обнаруживая своего тайного страха перед неизвестной судьбой. Селестино думал о Кармен-Росе, которая уезжала из Ортиса и которую он никогда больше не увидит. Его лицо исказилось, словно он готов был разрыдаться. Но он ничего не сказал и в этот раз, в этот последний раз. У него не хватало мужества услышать то, что, без сомнения, она ему скажет: она не любит его и никогда не сможет полюбить.
— До свидания, Кармен-Роса.
— До свидания, Селестино.
Быстро зашагав, он скрылся из ее глаз. Навсегда.
39
Августовским днем они покинули мертвые дома. Олегарио в Сан-Хуане нанял грузовик, который остановился у дверей «Серебряной шпоры» вечером накануне отъезда. За рулем сидел сам владелец, негр с Тринидада, по имени Руперт, тоже отправлявшийся на восток искать нефть. Они решили выехать на рассвете, чтобы к полудню быть далеко в льяносах. Но Кармен-Роса заглянула внутрь грузовика и увидела, что он вымазан куриным пометом и глиной, к которой присохли зерна манго.
— Машину надо вымыть, — сказала она.