Председатель, прищурившись, соображает, потом что-то шепчет Чичикову в ухо.
— Так, так... — оживляется Чичиков и, повернувшись к председателю ближе, спрашивает:
— А скажите, Иван Григорьевич, не было ли у них в имениях оспы или повальной горячки?
Председатель в удивлении отшатывается... В это время в группе около клавикордов, куда подошли Манилов и Собакевич, раздался веселый, восторженный смех Манилова. Очевидно, князь Чипхайхиладзе рассказал что-то смешное. Председатель подводит к ним Чичикова и представляет его. Склонив голову набок и обольстительно улыбаясь, Чичиков легко шаркает, кланяется. Собакевич, пожимая его руку, наступает ему на ногу... Сморщившись от боли, Чичиков подскакивает. — Прошу прощения... — сконфуженный, басит Собакевич. Общий смех... Картина...
Эп. 9.
Карточная комната. Редкие восклицания. Свечи. Дым. Игра идет на двух столах. За одним Беребендровский, Перхуновский, тщедушный инспектор врачебной управы и весьма пожилая, почтенная дама. За другим — почтмейстер, полицмейстер, прокурор и Ноздрев. Все играющие в приличных фраках, только Ноздрев в каком-то архалуке, да к тому же одна бакенбарда у него меньше другой. Партнеры Ноздрева держат карты у груди так, чтобы он не смог подсмотреть.
— Пошел тамбовский мужик, — сказал полицмейстер, бросив на стол карту.
— А я его по усам, — вскричал Ноздрев, хлестнув картой. Играющие не спускают глаз с рук Ноздрева.
— Пошла старая попадья, — задумчиво произнес прокурор, кладя на стол даму. Почтмейстер и полицмейстер бросают по маленькой.
— А я ее по усам, — сказал Ноздрев, кроя валетом даму и забирая взятку себе.
— Эге-ге-ге! Позволь! Позволь! — вскричали играющие, хватая взятку Ноздрева.
— Валетом даму?..
Спор. Восклицания...
В дверях появляется председатель с Чичиковым. Спор оборвался. Играющие обернулись. Чичиков приветливо всем кланяется. Вдруг Ноздрев, вырвав руку со взяткой, вскакивает и, широко раскрыв объятия, громко кричит:
— Ба! Ба! Какими судьбами?! — Чичиков в изумлении остановился.
— А мы все утро говорили о тебе... — направляясь к нему, продолжает Ноздрев. — Смотри, говорю, если мы не встретим...
Тихо председателю:
— Как его фамилия?
— Чичиков, — ответил председатель.
— Смотри, говорю, если мы не встретим Чичикова! — Ноздрев бесцеремонно ударяет растерянного Чичикова по плечу. Чиновники хихикают.
— Ну, поцелуй меня, душа моя! — говорит Ноздрев и, обняв Чичикова, крепко его целует...
Эп. 10.
— ...Уже более недели Павел Иванович, — говорит автор, — жил в городе, разъезжая по вечерникам и обедам, проводя, как говорится, очень приятно время... Наконец он решился перенести свои визиты за город и навестить помещиков Манилова и Собакевича...
На этих словах мы видим голые ноги Чичикова в большом тазу с водой, затем всю его фигуру. Высокий, худощавый детина с крупным носом и губами (крепостной Петрушка) тщательно обтирает мокрой губкой полное тело своего барина.
— Ты, Петрушка, — говорит ему Чичиков, — смотри здесь за комнатой и чемоданом. Да сходи, брат, что ли, в баню, а то от тебя черт знает чем несет...
— Ладно... — хмуро басит Петрушка, продолжая свое дело.
Эп. 11.
Другой крепостной нашего героя, кучер Селифан, коренастый мужичок небольшого роста, стоял в ожидании барина у крыльца и, попыхивая самодельной трубкой, оправлял до блеска начищенную сбрую на запряженной в бричку тройке.
По вот на лестнице показался Чичиков. На плечи его была накинута шинель на больших медведях, и в руках он держал ларец-шкатулку красного дерева. Поддерживаемый Петрушкой то с одной то с другой стороны, он спустился с лестницы и стал усаживаться в бричку.
Заткнув трубку за пояс, Селифан вскочил на козлы. Захлопнув дверцу брички, Петрушка, издав какой-то зычный звук, махнул Селифану рукой, и бричка с грохотом выехала из ворот на улицу...
Эп. 12.
На высоком юру барский дом самой обычной архитектуры. Около него на пригорке между березами красуется беседка с плоским куполом, голубыми колоннами и надписью: «Храм уединенного размышления». Возле беседки на скамейке сидит, попыхивая трубкой, Манилов и мечтательно смотрит в небо...
Сзади на цыпочках к нему подкрадывается Манилова.
— Душенька! — нежно окликает она его.
— Ах!.. — полувскрикнул Манилов и, обернувшись, сладко потянулся к жене. Манилова целует его... и, пряча за спиною руку, нежненько просит:
— Разинь, душенька, ротик...
Манилов, зажмурив глаза, широко открывает рот. Манилова, жеманничая, кладет ему в рот конфетку. Манилов жует, счастливо смеется и снова принимается целовать супругу.