“Здравствуйте, батюшка! Каково почивали?” сказала хозяйка, приподнявшись с места. Она была одета лучше вчерашнего — в темном платье и уже не в спальном чепце, но на шее все-таки было что-то намотано.
“Хорошо, хорошо [матушка]”, говорил Чичиков, садясь в кресла. “А вы как, матушка?”
“Плохо, отец мой!”
“Как так?”
“Бессонница, отец мой. Всё поясница болит, и одна нога в месте, что пониже[и одна нога пониже] косточки, так и ломит”.
“Пройдет, пройдет, матушка, на это нечего глядеть”.
“Дай-то бог, чтобы прошло; я-то мазала свиным салом и скипидаром тоже смачивала. А с чем прихлебнете[А с чем выкушаете] чайку? Вот в этой фляжке[-то] фруктовая, перегнанная на вишневые косточки”.
“Не дурно, не дурно, матушка, хлебну и фруктовой”.[выпью фруктовой]
Читатель, я думаю, уже заметил, что Чичиков, несмотря на ласковый вид, говорил, однако ж, с большею свободою, чем с Маниловым, и вовсе не церемонился. Должно признаться, что если у нас на Руси поотстали кой в чем перед другими нациями, зато очень[зато гораздо] превзошли их в умении обращаться. Невозможно исчислить всех оттенков и тонкостей нашего обращения. Француз или немец такой дурак: он говорит совершенно на тот же лад с миллионщиком и с мелким табачником торгашом. [с миллионщиком и с каким-нибудь кучером] У нас совсем другое: у нас есть такие мудрецы, [такие искусники и мудрецы] которые с помещиком, имеющим[Вместо: “имеющим”: у которого] двести душ, будут говорить совершенно другим образом, нежели с тем, у которого их триста, а с трехсотным опять не так, как с четырехсотным; с четырехсотным не так, как с пятисотным, и таким образом далее, восходя или нисходя до бесконечно великих или малых. Даже, например, [Выберется, например, ] иной правитель канцелярии: поглядишь на него, когда он среди своих подчиненных, [то есть] в своей канцелярии: что за важный вид. Гордость и благородство такое в лице, что просто бери кисть, да и рисуй. Прометей! совершенный Прометей! Глядит [таким] орлом, [важный вид. Благородство такое в лице, какого кажется… Орел, совершенно орел] выступает плавно, мерно. Тот же самый орел, как только вышел из комнаты и приближается к кабинету своего начальника, куропаткой такой спешит с бумагами под мышкой, что мочи нет. А попадись ему быть с теми, которые повыше его — бог знает, что сделается тогда с Прометеем: [спешит, что мочи нет. И таких мудрецов есть не мало. Иногда наткнешься на такого, что даже страх почувствуешь, особенно если при этом сам еще робкого десятка: Прометей, совершенный Прометей! Гордости столько в глазах, что возьми кисть, да и рисуй. Посмотришь на этого самого Прометея в другом месте] узнать нельзя: муха! меньше даже мухи! уничтожился в песчинку. “Да это не Иван Петрович”, говоришь глядя на него. “Иван Петрович гораздо выше ростом, а этот и низенькой, и худенькой; тот говорит громко, басит и никогда не смеется, а этот чорт знает что: пищит птицей и всё смеется”. Подходишь ближе: точно, Иван Петрович! “Эх, хе”, думаешь себе… Но, однако ж, обратимся к действующим лицам. Чичиков, как мы уже видели, решился вовсе не церемониться, и потому, взявши в руки чашку с чаем и вливши туда фруктовой водки, он обратился к хозяйке с такими словами:
“У вас, матушка, хорошая деревенька… Сколько в ней душ?”
“Душ-то в ней, отец мой, без малого 80”, сказала хозяйка: “да то беда моя, что времена-то плохи. Вот и прошлый год был такой неурожай, что боже упаси…”
“Ну, однако ж, всё еще слава богу. Мужички на вид дюжие, [Мужички у вас на вид такие дюжие] и избенки всё почти новые. Восемьдесят душ не лишняя вещь… А позвольте узнать фамилию вашу? Я, право, так захлопотался, приехал в такое время и позабыл совершенно спросить”.