Чичиков вспомнил, что Селифан точно не мог знать дороги. Да и ему самому тоже Собакевич не объявил ее. Поглядевши вокруг, он заметил мужика, который где-то попал претолстое бревно и тащил его на плече к себе в избу.
“Послушай-ка, борода!” сказал Чичиков, когда [он] мужик приблизился к нему и снял свою коричневую шляпу с таким перехватом на середине, как на песочных часах: “скажи-ка, куда дорога к Плюшкину?”
Мужик, казалось, очень затруднился таким вопросом.
“Что, не знаешь?”
“Нет, барин, не знаю”.
“Как не знаешь: тот-то, что скуп”.
“А! заплатанной… заплатанной!..” вскрикнул мужик. Было [к нему] им произнесено и существительное к слову заплатанной, да только оно такого рода, которое разве только одному-то русскому мужику позволяется произносить, в светском же разговоре вовсе не употребительно. [Впрочем все] Известно, что русской народ охотник давать свои имена и прозвища, совершенно противоположные тем, которые дает при крещении поп. Они бывают очень метки и удачны, но в светском разговоре вовсе неупотребительны. ~ А сами носящие эти фамилии даже производят их теперь чуть не от Рюрика, между тем как может быть их же крепостной человек им прислужился в этом. Так всё на свете наконец облагораживается!
“Этот-то звестно где живет”, говорил мужик: “только вашей милости нужно будет маленько поворотить назад и проехать мимо господских покоев”.
“А нельзя ли так, чтобы не мимо [барских] господских покоев?”
“Есть, пожалуй, другая дорога, немного будет повыше, только всё господских-то покоев будет немного видно”.
“Ну, нечего делать. Возьми-ка ту дорогу, которая повыше”, сказал Чичиков Селифану: “и поезжай пошибче”.
Селифан не заставил себе повторять в другой раз этого приказания и, поворотивши назад, припустил лошадей во всю прыть. Дом точно был несколько виден. Он даже заметил, что Собакевич всё еще стоял на крыльце и, казалось, очень внимательно старался рассмотреть его бричку. Чичиков опять вспомнил о том, что дал по три с полтиною за душу, и внутренне потешил Собакевича мерзавцем.
Показавшаяся скоро деревня Плюшкина рассеяла его досаду. Изб было столько и т. д. как в тексте.
б. После слов: Как бы не так [далее как вар. а] лямку на свете. О [служил, служил этот подлец-то, служил]. Служил, служил мерзавец в казенной палате, это видно. Я думаю, даже не был ли и в таможне. Шутка ли [далее как вар. а] никогда не был”, сказал Селифан. Барин сказал кучеру, что он дурак, что это помещик, а не деревня, а дорогу он должен знать. Но скоро вспомнил сам, что Селифану [нельзя было знать] точно, неоткуда было проведать. Он выглядывал, не попадется ли где мужик ~ прислужился в этом. Так все на свете [далее как вар. а] Возьми-ка ту дорогу, что повыше”, сказал Чичиков [далее как вар. а] рассеяла его досаду. ]
<ГЛАВА VI>
Прежде, в лета моей юности, мне было очень весело подъезжать в первый раз к незнакомой деревне. Кучу нового и чудес архитектурных видел я во всяком уездном городе: и казенный каменный дом [и], торчавший среди низеньких одноэтажных домиков обывателей и мещан, и правильно круглый купол выбеленной каменной церкви, и рынок, и гостинный двор, и уездный франт, и поп, и странная колымага, гремящая по улицам, — всё привлекало мое свежее внимание, и я, высунувши нос из своей походной телеги, глядел и замечал всё: и античный покрой сертука, весьма необыкновенного, до[Далее начато: чепца] изюма и мыла, который[Далее начато: продают купеческие приказчики в длинных сертуках] был выставлен в дверях овощенных лавок. Когда я подъезжал к какой-нибудь <деревне?> незнакомого помещика, я смотрел любопытно на выказывающие<ся> ветряные мельницы, [В подлиннике: мельницу] деревянную узкую, высокую или широкую разъехавшуюся[Далее начато: на все <стороны?>] почерневшую церковь. Я видел мелькавшие сквозь деревья трубы и крышу помещичья дома, и я[Далее начато: старался] с нетерпением ожидал, чтобы он показался весь, чтобы рассмотреть его, впрочем, пошлую наружность. [впрочем пошлую архитектуру] Я старался угадать по нем и по всём имении, кто таков помещик и толст ли он, и сыновья ли у него или дочери, и сколько их, и черноглазы ли они, и весельчак ли он сам, или сурьезен, глядит в окно и читает один календарь. Теперь равнодушно подъезжаю к всякой незнакомой деревне и пошло гляжу на ее пошлую жизнь, и не смешно мне, и куча того, что возбудило и смех и замечательность когда-то, теперь скользит мимо. О моя юность! о моя свежесть!