О многом сумели они перетолковать тем днем и многое казалось им важным и необходимым в этих разговорах. Чичиков узнал, что живут они очень скромно, невзирая на полученное Улинькою наследство, потому как считают, что коли судьба им выпала такая, то и жить, стало быть, надобно по судьбе. Улинька, на удивление всем, заделалась настоящею хозяйкою, справляясь, по словам Андрея Ивановича]6 не хуже какой—нибудь заправской кухарки либо экономки, да к тому же имела она в городе уроки, о чём Чичиков уже узнал от полицеймейстера.
Сам же Андрей Иванович намеревался, как только закончится срок его поселению, заделаться хозяином на земле и из Сибири уезжать не собирался, твёрдо решивши для себя оставаться в этих краях.
— Вот и преотлично, — сказал Чичиков будто бы шуткою, — возьмёте меня к себе соседом жить.
А сам подумал, что лучшего управляющего для приисков ему и не сыскать, потому как порядочность натуры Анлдрея Ивановича была ему хорошо известна. Что же до некоторой лености или же лучше сказать ипохондрии, свойственной Тентетникову прежде, то от неё ныне не оставалось уже и следа. Уж это был иной человек, уж жажда деятельности сквозила в каждом его слове, зачастую весьма точном и показывающем знание здешних мест и обстоятельств. И сие так же показалось Чичикову весьма полезным и он окончательно убедился в том, что Андрей Иванович и есть тот самый, кому он без боязни мог бы доверить прииски, которые, как мы не раз уж о том говорили, уже почитал своими.
Однако время сделалось совсем уж обеденное, но Чичиков к обеду не остался, резонно рассудивши, что на его персону не рассчитывали, потому как не могли и помыслить, что всё закончится таковым вот мирным образом. Потому—то, дабы не смущать хозяев и условившись о скорой с ними встрече, он и уеха,л провожаемый радостными улыбками Улиньки и Андрея Ивановича, которых и на сей раз сумел обмануть.
После описанной нами только что встречи прошло без малого около месяца прежде чем удалось Павлу Ивановичу, выбравшись из Собольска, отправиться в обратный путь. И, несмотря на уж давно выправленные бумаги, бывшие у него на руках, несмотря на то, что осень, вступившая в свои права, обещала сделать непростым путешествие нашего героя, как то всегда бывает, когда приходится ездить вымокшими и раскисшими от дождей дорогами, он всё откладывал и откладывал свой отъезд.
Причиною тут было некое секретное дело, завязавшееся у Чичикова с одним из купцов, встреченных им в Присутствии у Петра Ардалионовича ещё в первый день по приезду, что в числе прочих сунул ему свою карточку, на которой значилось: «Лес строевой и деловой – любые поставки». Как прозывался сей купец нынче уж трудно припомнить, да сие, признаться, и не особо важно для нашего повествования, однако надобно думать, что деньги ему были плачены Чичиковым немалые по причине того, что дело меж ними обделывалось в тайне, а ежели кто и привлекался к сему делу со стороны, то это всё был народ пришлый да случайный в этих местах.
Но вот, наконец—то, по прошествии нескольких недель распахнулись глубокой ночью некие ворота некоего же огромного лабаза и из него потёк, потянулся в темноту обоз, гружённый свежеструганными дубовыми крестами. Зрелище сие и без того необычное, от которого иного мог бы продрать и мороз по коже, могло сделаться и ещё необычнее, ежели удалось кому взглянуть на приколоченные к крестам таблички, из которых следовало, что покойники, коим предназначены были сии кресты, покуда вроде бы как и живы и умрут все только о следующем годе в одно и то же время, а именно, что весною.
Подобное знание сроков чужих жизней дело весьма удивительное, могущее кого угодно привесть в изумление, потому как доподлинно известно, что в подобных случаях без чертовщины не обойтись. Однако так уж вышло, что ни во время всего пути, проистекавшего под покровом ночи, ни на месте, куда прибыл жуткий обоз, взглянуть на те кресты было некому по той причине, что место сие было глухое, никем не посещаемое, почиталось за проклятое и прозывалось Роговским погостом.