— Все люди равны перед Богом, не правда ли, мистер Стивенс?
Она повернулась к Робину. Его глаза были широко раскрыты.
— Ваше имя?
— Робин Лесли.
— Отлично, Робин Лесли!
Октобер взяла его за руку.
— Мое имя Октобер Джонс, его — Робин Лесли. Обвенчайте нас! — твердо произнесла она.
Стивенс открыл молитвенник и, запинаясь, начал читать. С ковра несся храп Сэма.
— Кольцо.
Октобер наклонилась к Сэму и вынула кольцо из его жилетного кармана:
— Вот оно!
Так перед Богом и людьми она стала миссис Лесли.
— Простите, — опять проронил Робин.
Толпа у дверей расступилась перед ними.
— Куда вы? — хрипло крикнул Уоссер.
— За моим мужем, — был ответ.
Они исчезли в глубине ночи и долгое время никто не говорил и не двигался.
Первой очнулась миссис Эльмер и, закричав «Октобер!», побежала к дверям.
Но в ответ слышалось только шуршание листьев и отдаленные раскаты грома.
Глава 4
Выходя, Октобер тоже обратила внимание на далекий гром. На перилах крыльца висело старое пальто, которое служило подстилкой, когда она лежала под яблонями. Октобер машинально взяла его.
Робин шел впереди.
— Где мы находимся? — внезапно остановился он.
— Эта дорога ведет к перекрестку…
Он потер лоб:
— Есть ли другая дорога, может быть, тропинка через поле?
— Вы не хотите идти через город?
— Нет, отчего же. Но для меня это затруднительно. Я… пьян. Эти молодые черти… я совершенно не ожидал этого…
Он нерешительно остановился.
— Так как же нам пройти?
Она схватила Робина за рукав и потащила его по еле видной даже днем тропинке. Он шел тяжело, часто спотыкался и так же часто извинялся.
Пройдя немного, он остановился, заметив блеск молнии.
— Буря?
Октобер не ответила.
— Кто вы? Американец? Пожалуй, нет! — внезапно задала она вопрос.
— Англичанин.
— Я теперь тоже, значит, англичанка.
Они говорили, не видя выражения лиц друг друга.
— Но я останусь навсегда американкой.
— Как это? Вы только что заявили, что стали англичанкой, а теперь снова…
— Куда мы пойдем? — прервала его Октобер.
— В Прескотт.
Она вздохнула.
— В Канаду?
Он кивнул.
Они подходили к границе владений мистера Эльмера, когда он внезапно прошептал:
— Тише! Пригнитесь…
Она подчинилась. Сердце ее учащенно билось. Предчувствие неизвестной авантюры захватило ее настолько, что она ощущала страх наравне с Робином. Двое людей спокойно приближались к ним. На расстоянии менее шести ярдов оба остановились закурить. Октобер заметила широкое лицо одного и рыжую бороду другого.
— Я видел его в компании молокососов, пьяных в стельку! Но я был в депо… — говорил рыжебородый.
Гром на некоторое время заглушил их голоса, а потом все стихло.
— Они выслеживают вас? — спросила Октобер.
— Да.
Голос Робина окреп и звучал резко. Он почти отрезвел.
При вспышке молнии она увидела блеск стали в его руке.
Скрываясь за холмиками, Робин и Октобер следовали теперь за незнакомцами. Внезапно те опять остановились. Один присел на изгородь.
— Надо было бы пошарить в лесу, Лэнни.
— Он вооружен, — послышался ответ. — Скажи, что толкает Гусси против него?
Рыжебородый — Октобер его ясно различала — коротко рассмеялся:
— Послушай, Лэнни, а что мы получим от Гусси за поимку этой птицы?
— Ладно уж, пойдем…
— Гусси? — пробормотал, подымаясь Робин, — прекрасно!
Они переждали минут десять, прежде чем тронулись дальше. Пальто Октобер волочилось по земле, и Робин перекинул его себе через плечо. По дороге было легче идти, но ноги Октобер совершенно вымокли.
— В этом лесу есть дом, о котором идет дурная слава. Там кто–то повесился, и бродяги его избегают. Вы не боитесь?
Нет, Октобер не боялась. Это был дом Свида, она слыхала о нем. Они замедлили шаги, отыскивая в темноте тропинку к этому дому. Вскоре при блеске молний они обнаружили его. Октобер хотела помочь Робину взобраться на крыльцо, но вдруг он мягко отстранил ее руку. Вдали был виден свет костра.
— Подождите меня, — сказал он, спускаясь вниз.
Крадучись, Робин направился к костру. Скрываясь за деревьями, он подошел настолько близко, что разглядел двух людей. Это были оборванные, сурового вида бродяги: большой парень, заросший щетиной, с низким лбом, круглым носом и маленькими глазами; его компаньоном был старик, грязный и еще более оборванный. Он молча сидел, уставившись на костер.