Робин больше не скрывался.
— Подходи, парень, — сказал высокий, не подымая глаз от краюхи хлеба, которую разрезал. Робин приблизился. Он чувствовал себя еще плохо, несмотря на то, что сознание вернулось к нему полностью.
— Направляешься в Огден? — спросил старый.
(Они с Октобер собирались тоже в Огденбург).
— Садись, — опять обратился к нему большой, — пойдешь с нами? Как насчет поживы в Огдене? Я знаю там одного англичанина… Садись же! — рявкнул он.
— Я постою и пойду, — возразил Робин.
— Куда ты пойдешь без гроша в кармане?
— Все же я пойду!
Отходя, Робин обернулся и заметил в руке большого бродяги камень.
— У меня есть револьвер, — коротко бросил Робин.
Большой засмеялся, но видно было, что он поверил.
— Ты получишь за это пожизненную тюрьму! Это идиотство — носить оружие…
Он повернулся к костру и собрал скудные объедки.
— Пойдем, Боди, мне здесь что–то разонравилось…
Вскоре они скрылись из виду. Робин разметал костер и вернулся к Октобер.
— Кто там был? — спросила девушка.
— Бродяги.
Гроза продолжалась. Робин закрыл дверь на задвижку, зажег огарок свечи и повел Октобер внутрь дома.
Там царило полное запустение. В одной из комнат она заметила на потолке перекладину с ввинченным в нее крюком.
— Здесь он повесился, — подумала она.
Робин перехватил ее взгляд.
— Испугались? — спросил он. — Но это не то. Он повесился где–то в лесу, как говорят… Не подержите ли свечу?
Он пошел шарить по дому и очень скоро вернулся, неся запыленные ободранные одеяла.
— Там есть вполне пригодная кровать. Давайте потушим свет…
Кровать была отвратительна, но действительно пригодна для спанья. Робин положил одно одеяло в изголовье.
— Ложитесь и накиньте пальто, — сказал он сонно.
Но Октобер сидела молча, глядя на него. Возможно, что когда–то он выглядел довольно прилично, но теперешний его вид не выдерживал никакой критики. Лицо опухло и заросло бородой, лохмотья вместо одежды…
— Что с вашим лицом? — спросила она участливо.
— Это? Ядовитый плющ. Спите!
Октобер послушалась и легла, сбросив ботинки. Сам он устроился в углу на куче тряпья.
На дворе бушевала гроза. Дом весь дрожал от ударов грома. Начался дождь, и вода зажурчала сквозь многочисленные дыры крыши. Несколько капель попало и на нее. Было слышно временами, как Робин бредил: «Глупец!»… Она не знала, к кому относилось это слово. Наконец заснула и она…
Проснулась Октобер от прикосновения чьей–то руки и почувствовала колючую щеку около себя. Она хотела крикнуть, но сильная рука зажала ей рот.
Глава 5
Свадебные гости расходились.
Эндрю Эльмер сидел у стола, служившего еще недавно алтарем, и бесновался. Старый Уоссер в стороне на диване поддерживал пьяного сына.
— Променять моего мальчика на этого старого бродягу! Что скажут в городе? — злобно ворчал старик.
Миссис Эльмер причитала:
— Она ничего не взяла с собой, никакой одежды… Боже, Боже, что скажут люди!
В дверях появилась высокая фигура в длинном пальто. Сразу же бросались в глаза дорожные перчатки и монокль.
— Простите за беспокойство, — проронил незнакомец.
Это был красивый молодой человек с бледным, точно восковым лицом, на котором блуждала легкая улыбка. Голос его был мягок, даже музыкален:
— Я слышал разговоры в толпе, но ничего не могу понять… Какой–то бродяга… Вы мне простите мое вторжение?
Хотя он и говорил на местном наречии, но акцент выдавал в нем англичанина.
Мистер Эльмер охотно начал излагать гостю печальную хронику прошедшего дня, хотя тот ничем не объяснил своего интереса к их семейным делам. Но Эльмеру нужно было сейчас поделиться с кем–нибудь, а незнакомец в данном случае олицетворял еще и тот мир, который скоро будет его осуждать. И Эльмеру хотелось хоть немного оправдать свое поведение в глазах этого мира. Начав с родословной Октобер, он перешел к ее характеристике.
— Экстравагантная особа, — иронично поддакнул англичанин.
Это только подзадорило Эндрю. Он не был красноречив, но тема была благодарная. По мере приближения к развязке улыбка сходила с лица иностранца.
— Вышла замуж, нет, действительно? — переспросил он растерянно.
Эльмер и Уоссер дружно подтвердили.
— Так она действительно вышла замуж за этого бродягу? Боже мой, но где же он теперь? — незнакомец был поражен.
Мистер Уоссер драматическим жестом показал на дверь: