Архив — удивительнейшее изобретение нашей цивилизации! Очевидно, без этих хранилищ информации ее не было бы в том виде, в котором она существует в настоящее время. Недаром древнейший из архивов, состоявший из множества испещренных клинописью глиняных табличек, известен со времен первого государства в человеческой истории, существование которого достоверно подтверждено — Ассирийского царства.
Ценность каждого архива определяется многими параметрами; из них на одном из самых первых мест располагается полнота. По большому счету эти учреждения являются хранилищем коллективной памяти, девяносто девять процентов которой никогда не востребуются. При этом они должны быть в состоянии выдать любую мыслимую справку. Систему архивов страны можно рассматривать в качестве единого информационного массива, который, между прочим, живет по своим, кажущимся подчас мистическими, законам. Один из них можно было бы сформулировать так: "информацию, единожды попавшую в архив, изъять оттуда полностью невозможно".
Редкие исключения только подтверждают сформулированное нами правило. Непосвященному человеку на первый взгляд оно кажется парадоксальным. Разобраться во всем поможет простой умозрительный пример. Скажем, некий властелин решил втихую избавиться от своего политического противника, содержащегося в заключении. Изымаются распоряжение об аресте, тайное решение суда (если он состоялся), вымарывается имя узника из общего тюремного списка, загоняются за Можай контактировавшие с ним лица из персонала узилища, в обществе распространяются дезинформирующие слухи, спецслужба организует "утечку" о его бегстве за границу… Казалось бы: всё, концы в воду. Ан нет: спустя пару сотен лет кропотливый исследователь находит бухгалтерскую запись о выдаче городскому палачу суммы на "хозяйственные нужды", датированную периодом, о котором идет речь, и соответствующую стоимости разовой "работы" этого муниципального специалиста, а потом, штудируя книгу поступлений местного церковного прихода выясняет, что через пятьдесят лет после "отъезда за границу" давнего узника, правнук упомянутого служащего совершил дарение, представлявшее собой фамильный перстень того самого, "вычеркнутого" из истории человека. После всех этих открытий терпеливый историк имеет право сделать вывод: такого-то числа имярек был тайно казнен там-то. Разумеется, приведенный пример схематичен, но мораль ясна: найти в архивах можно практически все, что когда-либо было задокументировано, несмотря на любые попытки "вычеркнуть" что-то из истории, нужно только иметь время, желание, возможность и навык. Ну и, конечно, не помешает чуток везения!
Разумеется, все значительно упрощается, когда не совершалось целенаправленных попыток скрыть или фальсифицировать прошлое. Но и здесь не все очевидно: наши национальные расхлябанность и небрежность способны затруднить поиск нужного документа даже там и тогда, когда это кажется парой пустяков…
Вернемся, однако, к нашему повествованию. "Завиральная" идея Борисовой родилась, конечно, от отчаяния, но имела некоторую, хотя и не бесспорную, связь с действительностью. Как утопающий хватается за соломинку, так и переводчица, выдвигая свою гипотезу, оттолкнулась от бросившегося ей в глаза при осмотре квартиры покойного генерала внешнего несходства между супругами Вацетисами с одной стороны, и их отпрыском с другой. В самом деле: длиннолицый белобрысый отец, русоволосая мать с овальным лицом и чернявый скуластый сын… Конечно, генетика может объяснить все, вплоть до рождения черного младенца у белых родителей, или даже появления бело-черной двойни, однако в быту причины подобных афронтов оказываются, как правило, попроще. Отчего бы, доказывала тогда в кафе на Пушке Таня майору, не предположить, что отцом Эдуарда Эдуардовича был другой мужчина? А если так, то раскопав истинного родителя, можно было выйти на целый пласт родственников, к которым следствие еще не присматривалось. К тому же семейные пертурбации уровня "чужой ребенок" вызывают обычно сильные страсти, а где бушуют эмоции, там возможно и преступление. В конце концов, закончила свой монолог переводчица, терять-то им уже нечего, отчего бы ни использовать этот последний, пусть даже мизерный шанс?
Гусев согласился, хотя энтузиазма у него и поубавилось.