— Никаких следов того, что в 1943 году Зоя Дмитриевна Вацетис родила ребенка, ребята не нашли. Значит, она рожала в эвакуации, и то, чем мы с тобой занимаемся, называется на языке гадалок на картах "пустыми хлопотами".
— Странно, — не соглашаясь, покачала головой Татьяна, — как-то это неправдоподобно: офицер прибывает в Москву для продолжения службы в центральном аппарате НКВД, и не забирает к себе беременную жену, предоставив ей рожать неизвестно где и оставив ее без своей заботы… Что-то здесь не так!
— Тогда как ты можешь все это объяснить? Маленького Эдика принес аист?
— А если это ребенок войны, подобранный где-то сирота без документов и родословной?
Михаил задумался на миг, втянув щеки и вытянув дудочкой губы.
— М-да. А потом неизвестно откуда объявляется настоящий родитель и, в благодарность за то, что генерал воспитал его ребенка и дал ему образование, убивает старика. Извини, но по сравнению с этой историей даже мексиканские сериалы кажутся образцами критического реализма.
— А если у биологического отца были личные счеты с Вацетисом?
— О господи, опять тени прошлого! Но кем же надо быть, чтобы не оставить жизнь человеку, выкормившему — и, заметим, неплохо — твоего ребенка? Нет, в советского Монте-Кристо, безжалостного мстителя, больше полувека готовившего неизвестно за что месть названному отцу своего сына, я не поверю!
В комнате воцарилась тишина. Немного повозившись, Гусев виноватым голосом сообщил:
— Не пора ли мне пора, как ты думаешь? Больше мы с тобой вдвоем ничего не высидим, а мне еще к завтрашнему утру надо написать подробный рапорт.
— Погоди, Миш. Напомни: когда Вацетис был переведен в центральный аппарат?
— Летом, кажется, в июле сорок третьего.
— А где он был в сентябре сорок четвертого?
— На северном Кавказе. А в чем, собственно, дело?
— Сама не знаю… Целый год Эдуард Николаевич с супругой не находили времени получить свидетельство о рождении своего ребенка. Потом он уезжает в командировку, очевидно, трудную и опасную, коль скоро по возвращении его представляют к правительственной награде и вне очереди присваивают воинское звание. Едва отдышавшись, он тут же бежит с ребенком в ЗАГС… Как-то странно все это! Что это была за командировка такая, мы можешь узнать?
— Боюсь, что на наш запрос с Лубянки уже сообщили все, что посчитали нужным. Да и времени не остается…
— А твой полковник Трифонов? Может, он поднажмет?
— Он и слушать меня не станет: ты не забыла, что я официально отстранен?
— А Белов?
— У него кишка тонка. Хотя, конечно, поговорить с Трифоновым, в отличие от меня, он бы мог.
— Позвони ему и скажи, что от этого зависит поимка убийцы.
— Ты шутишь?
— Нет, просто блефую. Но поторопись: времени уже восьмой час.
— Это-то, как раз, не проблема: в отличие от архивариусов, опера работают круглосуточно. Но идти на блеф…
— Извини, повторюсь: терять тебе уже нечего. Как говорится, снявши голову, по волосам не плачут!
— Спасибо тебе на добром слове, человеколюбивая ты наша!
Белов был старым и добрым другом Михаила, поэтому уговаривать его не пришлось. Подполковник сказал только, что успеха гарантировать не может, но обещал перезвонить, как только получит хоть какой-нибудь результат. Опять потекли томительные минуты ожидания, с той лишь разницей, что теперь секундная стрелка слишком долго, как-то по-старушечьи медленно ползла по кругу. Белов позвонил уже в девятом часу.
— Не знаю, Мишаня, чем это тебе поможет, — с сомнением в голосе сообщил он, но полковник поставил на уши кого только мог, и кое-что выяснил. Твой (вернее, уже наш) Вацетис осенью сорок четвертого был командирован на Северный Кавказ для организации депортации в Северный Казахстан малкарцев, которых обвинили в сотрудничестве с фашистскими оккупационными властями. Для того чтобы это выяснить, нашему старику пришлось включить все свои связи. Он страшно ворчал, но потом выразил надежду, что ты знаешь, что делаешь.