9
В ответ на просьбу дать ключ, портье на "рецепции" отвел глаза и сообщил, что его взяла уборщица. Клаутов с Борисовой, ни секунды не сомневаясь, что это за "уборщица", сгорая от беспокойства, молча рванули с места в карьер. Еще издали они увидели, что в коридоре около их номера стоит полицейский, который сделал попытку не впустить внутрь посторонних. Услышав, однако, русскую речь, блюститель порядка посторонился, и даже услужливо распахнул перед ними дверь. В комнате было полно народу, все как полагается: понятые из числа обслуживающего персонала, оперативники и представитель прокуратуры. Всем процессом руководил Шошкич, который нимало не смутился, увидев своих московских "друзей":
— Хорошо, что вы вовремя вернулись: все-таки не очень корректно проводить обыск в отсутствие хозяев…
— Что обычно допускается только в исключительных случаях, — не преминула уколоть Татьяна. — Но вам все-таки пришлось…
— Чем обязаны таким вниманием, Душан? — не удержался от вопроса в свою очередь и Клаутов.
— Обычное следственное мероприятие, Петр, вам не следует обижаться или быть недовольными, — уклонился от ответа подполковник. — Наоборот, чем быстрее все прояснится, тем скорее вы сможете вернуться в Москву.
Борисова молча присела к столу и отчужденно смотрела на разворачивающееся вокруг действо. Обыск меж тем шел своим чередом, по освященному в течение многих десятилетий общепринятому порядку: слева направо, от стен к центру комнаты. Оперативники громко называли найденные ими вещи, предъявляли их понятым, а молодой, младше двадцати пяти лет полицейский, прикусив от напряжения язык, вел протокол. Все было — благодаря сериалам и нескольким десяткам переведенных ею детективных историй — знакомо до мелочей, и вызывало бы зевоту, если бы не одно маленькое обстоятельство: это в ее номере шел обыск, и это ее, Татьяну Васильевну Борисову подозревали если не в убийстве, то в соучастии в убийстве иностранного гражданина на территории чужой страны. Снедаемая острым беспокойством, Таня каждую секунду ожидала, что кто-то из оперативников с радостным возгласом обнаружит в их вещах недостающую прямую улику — будь то измазанный кровью несчастного черногорца предмет одежды или Бог его ведает что еще. Как обычно бывает в таких случаях, она — несмотря на то, что практически только что вышла из-за стола — ощутила голод: древнейшая часть человеческого мозга на свой лад начала бороться с могучей дозой бушевавшего у нее в крови адреналина. Наблюдая за распаковавшими ее чемодан полицейскими, Таня, не глядя, машинально протянула руку к лежавшим в одной из пепельниц орешкам кешью, и, ощутив под пальцами нечто постороннее, опустила глаза и к своему ужасу увидела полуприсыпанную орехами запонку — одну из тех двух, что семейство Симичей везло в качестве свадебного подарка. Можно было не сомневаться, что там же лежала и вторая, заботливо припрятанная их неведомым "доброжелателем"!
На короткое мгновение Борисову охватила паника: совсем скоро кто-то из оперативников неминуемо займется столом. Таня еле поборола сумасшедшее желание схватить злополучный предмет мужского гардероба и сунуть в рот — это наверняка не осталось бы без внимания зорко следивших за поведением постояльцев подозрительного номера полицейских, которые могли поинтересоваться, не прячет ли она таким образом нечто. Требовалось мотивировать это движение, придумать что-нибудь простое и естественное. Решение пришло неожиданно, и, чуть не закричав от боли в тот момент, когда из укушенной ею внутренней части собственной губы (самоедка! — мелькнула в голове дурацкая мысль) пошла кровь, Борисова крайне невнятно сообщила, что хочет пить.
— Что-что? — почти одновременно переспросили Клаутов и Шошкич.
— Пи-ить, — Таня показала рукой, что опрокидывает стакан, и добавила: — воды или пива. Лучше пива, — бесшабашно махнула она рукой, как сделала бы почти каждая следящая за своей фигурой женщина, решившись пуститься во все тяжкие. — Петр, в холодильнике должно быть пиво, достань, пожалуйста, бутылочку!
Все это Борисова проговорила старательно шепелявля и по понятным причинам вполне естественно гримасничая, отчаянно при этом надеясь, что журналисту не придет в голову продемонстрировать заботу и поинтересоваться первым, что с ней произошло. Услышав ответ, он наверняка бы не смог сдержать удивления, что было бы равнозначно провалу. С горькой досадой она увидела в глазах Петра тревожный вопрос. Вот он открыл рот…