— Что с вами? — удивился, наконец, подполковник, и Борисова незаметно перевела дыхание.
— Когда мы обедали, было так вкусно, что я прикусила губу! — как можно бессмысленнее тараща глаза, по-прежнему не выговаривая тридцать три буквы, сообщила Таня. — А теперь вот снова пошла кровь, — и она оттопырила капризную губку, наглядно демонстрируя плоды своего членовредительства.
Борисова, хорошо знала Клаутова, и поэтому могла прочесть по его каменному лицу, что он ничего не понимает. Однако Таня в очередной раз отдала ему должное: как ни в чем не бывало, журналист молча прошествовал к холодильнику и взялся за ручку. Между тем один из оперативников постарался его опередить, и сам достал бутылку все того же БИПа. Внимательно ее изучив и не найдя никакого криминала, он передал тару Клаутову. Зная нелюбовь Борисовой к пиву, тот решил подыграть Тане:
— Что, даже во время обыска не можешь потерпеть без своего любимого пива?
— Ты бы тоже захотел пить, пойди у тебя из губы кровь! — убежденно ответила та и, кинув рот орешек, сделала хороший глоток.
Через пару минут, когда это ее новое занятие стало для окружающих привычным, Таня отправила в рот и аккуратно уместила за пухлой щекой первую из запонок. Почти сразу после того, как она раскопала в орехах вторую и проделала с ней то же самое, кто-то из полицейских попросил ее отойти к окну: пришел черед стола. Первым делом проверили стул, на котором сидела подозрительная иностранка: не было ли что-то прикреплено к нему снизу липкой лентой? Все люди смотрят в детстве одни и те же фильмы, очевидно, не были исключением и местные пинкертоны: в кино преступники всегда ставят свой стул на ведущий в подземелье люк или в его сиденье имеется тайник… Затем поворошили орехи в пепельнице, после чего Борисова смогла отойти к окну и там на свободе заниматься одним из своих самых нелюбимых дел — пить пиво с орешками. Обыск продолжался своим чередом…
Все, однако, на этом свете имеет конец: тщательно осмотрев каждый квадратный сантиметр гостиничного номера и буквально обнюхав каждую обнаруженную в нем вещь, Шошкич, не скрывая разочарования, извинился и увел свою команду. Судя по всему, он так и не нашел ничего интересного — или того, за чем пришел. Едва за последним незваным гостем захлопнулась дверь, Клаутов многозначительно приложил палец к губам и смешно оттопырил ладошкой правое ухо. Прекрасно поняв, что он на всякий случай предупреждает ее о возможности установки подслушивающей аппаратуры, Борисова, тем не менее, фыркнула — уж больно в этот момент уморительный был у него вид.
— Как же ты теперь будешь разговаривать, бедненькая? — проявил Петр заботу. — Очень больно?
— Больновато. Посмотри, сколько кровищи, — Таня выплюнула на ладонь запонки и продемонстрировала их Клаутову.
У того при виде находки округлились глаза. Широко разведя руками и показав ей большой палец, Петр, во избежание подозрений со стороны белградской полиции, продолжил естественный в таком случае разговор:
— Как ты думаешь, что они собирались у нас найти?
— Ума не приложу, — прошепелявила Таня. — Неужели он действительно нас в чем-то подозревает?
— Такая у него работа! — наставительно сообщил Клаутов. — Ну что, приляжешь чуточек отдохнуть, как ты собиралась, когда мы возвращались в гостиницу? А я, если ты не возражаешь, пойду, пройдусь: вся эта гнуснятина, которую устроил наш друг Шошкич, совершенно испоганила настроение, и мне просто необходимо глотнуть чего-нибудь крепенького.
— Нет уж, после всего, что произошло, оставаться одной я не собираюсь! Подожди, я через пару минут буду готова.
С этими словами Таня достала из сумочки пудру, приподняла лежавший на полу в небольшом тамбуре, которым был снабжен их номер, половичок, и аккуратно тончайшим слоем припорошила пол. Затем направилась в ванную, для вида там пошумела водой и возвратилась, возвестив, что можно выходить. К этому времени Петр успел позвонить Саве Ковачевичу, племяннику своего знаменитого прадеда, и подтвердить договоренность о встрече.
— Клаутов, — портье, принимая от Петра ключ, поманил его пальцем и, понизив голос, сообщил: — я рад, что наши недоумки тебя не задержали. Знаешь почему? — и сам себе ответил: "Нас и Руси двеста милиjуна"! — С этими словами он достал из-под конторки два стакана и бутылку виньяка. — За приятельство!
Из протоколов совещания Информбюро 1949 г. (текст и стиль подлинные, приведены без изменений).