Компартия Советского Союза… осуществила за последнее время ряд практических мероприятий, направленных на дальнейшее разоблачение фашистской банды Тито — Ранковича:
а) усиление пропаганды в печати и по радио на Югославию;
б) повышение качества этой пропаганды;
в) организация повседневной помощи югославским революционным эмигрантам…
11
Оказавшись на улице, обычно не куривший Клаутов стрельнул у Тани сигарету и, несколько раз глубоко затянувшись, признался:
— У меня аж спина взмокла, когда я эти запонки проклятые увидел! Опоздай мы на пять минут…, ты даже не представляешь себе, какая ты умница!
— Отчего же не представляю? У меня самой до сих пор коленки трясутся. Ни фига себе, съездила с дружком в море искупаться: три недели удовольствия и лет двенадцать строгого режима!
— Могли бы дать и больше: во-первых, если бы у настоящего убийцы все "срослось", получилось бы, что несчастного черногорца мы убили из корыстных соображений, во-вторых, в составе преступной группы…
— Спасибо, успокоил! И вообще, опасность пока не миновала. У меня ощущение, что все еще только впереди…
— Боюсь, что ты права, Танюха, но все равно я твой должник! Слушай, а что теперь будем делать с этими запонками?
— Как говорится, хороший вопрос! Вариантов несколько: выкинуть — раз, кому-нибудь, например, вдове, подбросить — два, передать твоему другу Шошкинчу — три, вообще ничего не делать — четыре… Другие идеи есть?
— Достаточно и этих! Скажи мне лучше, почему, на твой взгляд, преступник решил подставить именно нас? Что это, случайность, или…
— Думаю, "или". Скорее всего, его выбор пал на нас потому, что мы — иностранцы и, по определению, более уязвимы: не знаем законов, не имеем связей и так далее.
— А как же чета поляков, тоже присутствовавшая за столом? Почему, если твоя логика верна, запонки оказались не у них в номере? Кстати, надо поинтересоваться: еще где-нибудь обыски были, или только у нас. Если только у нас, то это будет означать, что "стук" был адресным.
— Резонно. Но, может быть, как раз поляки все это и затеяли?
— Может быть, может быть…, - с сомнением покачал головой журналист. — Но какой же у них может быть мотив? Иностранцы, случайно встретившиеся в белградском отеле с черногорским провинциалом… Тебе это не кажется странным?
— "Мы странно встретились, и странно разойдемся", — процитировала Борисова старинный романс. — Учитывая, что все участники этого безобразия в данное конкретное время оказались в данном конкретном месте на первый взгляд случайно, у наших поляков почти такие же шансы оказаться замешанными в этом деле, что и у аборигенов, сидевших за столом Симича. Хотя я бы остереглась безапелляционно заявлять о том, что все гости нашего отеля поселились в нем случайно. Во всяком случае, ломать голову на эту и другие темы пока рано, у нас совсем еще нет фактов, а позволить себе в нашем положении гадать… Скажи лучше, будет наш неизвестный "доброжелатель" продолжать попытки нас подставить, или оставит в покое?
— Это тоже из серии гадания, — иронически улыбнулся Петр, — но думаю, что этот паскудник не успокоится. Во всяком случае, во всех своих действиях нам нужно исходить именно из этой предпосылки. Ведь не всегда же нам будет вести, как в этот раз с запонками!
— Так что же, кстати, мы с ними будем делать?
— Как говорится, хороший вопрос! — с большим удовольствием Клаутов передразнил Татьяну. К сожалению, того единственного, что мы должны были бы сделать — передать их в полицию, мы не можем. Поэтому предлагаю оставить их пока у себя — как говорила одна моя родственница, "на всякий пожарный случай".
— Чтобы при следующем обыске их нашли?
— Обижаешь, начальник! — развел руками Клаутов: — Куда мы сейчас направляемся? К моемому дорогому родственнику, Саве Ковачевичу. Вот у него в доме мы их где-нибудь и спрячем. Хозяина, разумеется, в известность ставить не будем: меньше знаешь — лучше спишь…
Сава Ковачевич был сыном младшего брата Петрова прадеда, так что отнести его к родственникам Клаутова можно было достаточно относительно — во всяком случае, они с Таней, как ни бились, так и не смогли определить эту то ли четверо-, то ли "пятиюродную" степень родства. Тем удивительнее было то, что в чертах лиц перешагнувшего восьмидесятилетний рубеж серба и тридцатилетнего журналиста из России явственно проглядывали фамильные черты — это бросилось Борисовой в глаза, как только открывшая дверь женщина в черном платье провела их к хозяину огромной квартиры. Кроме этого сходства их, практически, больше ничего не связывало, и даже поговорить об общих корнях было невозможно, поскольку Сава родился через восемь лет после русской революции и никогда не видел своего дядю, мобилизованного в армию в далеком тысяча девятьсот четырнадцатом году.