Выбрать главу

— Во-во, классика, — оживилась не привыкшая лезть за словом в карман Борисова: — "сам" на диване с газетой, а несчастная женщина должна ему еще и пиво подносить! Очевидно, следующим шагом будет просьба постирать тебе носки. Между прочим, и это отмечено в протоколах белградской криминальной полиции, я здесь на правах гёрлфренда, а не законной супруги…

Но журналист не отвечал, полностью погрузившись в газетную полосу. "Сразу видно, газетчик! — мелькнуло у Борисовой в голове, — даже забыл про свой стакан!" Петр точно подслушал Танины мысли и, оторвавшись от текста, протянул руку за пивом. Однако не успел он толком сделать первый глоток своего любимого "BIP"'а, как раздался негромкий, но по-хозяйски уверенный стук в дверь номера.

— Вот и наш Пинкертон, легок на помине! — с досадой прокомментировал Петр и, разрешая войти, громко пригласил: — Изволите, Душан!

Однако он ошибся: когда дверь открылась, их взору предстало заплаканное лицо Милицы Месич. Смутившись, Клаутов вскочил и предложил ей присесть.

Зябко — несмотря на жару — обхватив себя руками за плечи, Милица жалобно зачастила:

— Как только это случилось, полицейский подполковник вцепился в нас с мужем, как клещ. Когда он, наконец, утомился и занялся поляками, Ибро немедленно засел в баре, где до сих пор и торчит, а я места себе не нахожу и ничем не могу себя занять. Можно я побуду у вас? Мне сейчас трудно быть одной… Да, вы слышали, что произошло? — запоздало спохватилась она.

— Увы, — печально кивнула головой Татьяна, — с Йованкой случилась беда. Вы, случайно, не знаете подробностей? — она не смогла удержать своего любопытства, хотя и понимала, что гостье такого рода воспоминания могут быть тяжелы. — О, Господи, — переводчица прижала руку к сердцу, — неужели опять нож?

Милица была готова говорить о чем угодно, лишь бы не сидеть одной в своем номере, поэтому она отрицательно покачала головой и с готовностью принялась рассказывать.

— Нет, на этот раз веревка, — почему-то шепотом ответила несчастная женщина и задрожала так, словно голышом оказалась на морозном ветру.

Петр укоризненно посмотрел на Татьяну и поспешил плеснуть рассказчице виньяка. Та благодарно кивнула, но, даже не поднеся рюмку к губам, поставила ее на стол.

— Ее нашли повешенной на шнуре от штор…

Клаутов и Борисова, как по команде, одновременно посмотрели на окно, которое было снабжено как легкими, полупрозрачными шторами, так и тяжелыми зимними, чуть ли не бархатными гардинами, для перемещения которых сверху от нехитрого механизма до половины окна спускался толстый витой шнур в виде открытой петли. Переводчица содрогнулась, представив себе элегантную Йованку, висящую в углу своего номера со свернутой на сторону, как у сломанной куклы, головой.

— Как все это комментирует Шошкич, — с понятным интересом спросил Петр, — в смысле, убийство или самоубийство?

— Он прямо не говорил, но, как мне показалось, пока что в его представлении шансы распределяются фифти-фифти.

— А как насчет алиби у вас с Ибрагимом и у Каминьских?

— Более-менее. Перед обедом — а мы решили не ходить в город — мы с Ибро зашли к Йованке, чтобы пригласить ее сходить вместе с нами в ресторан. Там мы застали обоих Каминьских, которые уже уходили. Йованка отказалась, сказав, что она не в состоянии даже думать о еде — оно и понятно! В результате мы вчетвером пообедали, а когда уже пили кофе, узнали о несчастии с Йованкой.

— Во время обеда из-за стола никто не выходил? — глаза Клаутова превратились в узкие щелки.

— Вот-вот, полицейские меня тоже об этом спрашивали, — простодушно кивнула головой Милица. — В начале обеда в туалет выходили Ибрагим с Войцехом, а где-то ближе к его концу — мы с пани Ирэной тоже сходили причесаться… Но оба раза это длилось так недолго, что подозревать нас… Шошкич особо напирал на то, что, находясь в кабинках, мы какое-то время не могли видеть друг друга. Представьте, однако, себе картинку: кто-то из нас (не важно, мужчина или женщина, хотя последнее, конечно, особенно "правдоподобно) пулей выскакивает из туалетной комнаты, со скоростью спринтера несется в номер к Йованке, врывается к ней, совершает убийство и пулей возвращается обратно. При этом, обратите внимание, никто не замечает этих его или ее более чем странных действий.