"Ну и что?", — едва не сорвалось с губ Татьяны, но она вовремя удержалась, догадавшись уже, что Петр ведет какую-то игру, и этот ее скептический вопрос мог бы все испортить. Впрочем, его тут же задал подполковник.
— Да все достаточно просто! — улыбнулся Петр. Танцуем от самоубийства. Если отбросить сентиментальную чушь — что овдовевшая женщина в возрасте сильно за семьдесят способна от отчаяния покончить с собой — то остается только одна достоверная причина суицида, и называется она — совесть! Во всяком случае, когда мы видели ее перед обедом, она совсем не производила впечатления обезумевшей от потери спутника жизни женщины. Не так ли, Татьяна?
Журналистка подтверждающей кивнула головой.
— Можете спросить об этом и Месичей с Каминьскими. Так что все дело в элементарной совести.
— В совести? — туповато переспросил Шошкич, а Борисова только подняла брови.
— Можно назвать это и по-другому, — великодушно разрешил Клаутов: — приведением приговора в исполнение. Йованка наказала себя за то, что перерезала горло собственному мужу.
— И зачем же ей это было нужно? — все еще с недоверием спросил подполковник, хотя и было заметно, что убежденность Петра производит на него некоторое впечатление.
— Я думаю, что с ее стороны это была превентивная мера. Для меня совершенно очевидно, что Момчил убил Симича из ревности, и даже после смерти соперника продолжал мучить Йованку упреками, а то еще и чем похуже. А может быть, она пообещала выдать его полиции, в ответ Момчил пригрозил прирезать и ее тоже, и она просто опередила своего скорого на расправу супруга…
— Что за сказку ты мне тут рассказываешь? — не выдержал Душан.
— Отчего же сказку? — слегка высокомерно улыбнулся москвич. — Поговори с любым специалистом и узнаешь, что самые пылкие чувства в течение всей человеческой жизни испытывают пациенты геронтологов, сиречь, старики. Самоубийства на почве несчастной любви чаще всего происходят среди подростков и людей, вступивших в "третью половину" своей жизни. Да в любом доме для престарелых постоянно кипят страсти, почище шекспировских!
— Но…, - Душан выглядел несколько обескуражено.
— Никаких "но"! — Петр не собирался давать полицейскому передышки. — Подними протоколы допросов, сделанных сразу после убийства Симича, и убедишься, что тогда упоминался флирт между Момчилом и Любинкой и Петаром и Йованкой.
— И ты во все это веришь?
— Приходится верить, дорогой мой Душан, приходится! Потому, что ничего другого не остается: "бритва Оккама" просто не оставляет иного объяснения. Кстати сказать, ты имеешь тому и некоторое косвенное подтверждение.
— Я? — изумлению подполковника не было границ.
— Кто-то же тебе настучал на нас и — уверен — даже фальсифицировал какие-то улики. Теперь, — журналист потряс свежей "Политикой", — я знаю, кто это был.
— Кто же? — прищурился Шошкич.
— Ветеран службы безопасности, подполковник в отставке Момчил Качавенда. Будучи профессионалом, он вполне мог что-то сфабриковать, чтобы отвести от себя подозрения. — С этими словами Петр продемонстрировал полицейскому одну из последних полос газеты, отданную под краткие некрологи с фотографиями. — Вот, смотри: "Группа ветеранов государственной безопасности с прискорбием сообщает, что вчера трагически ушел из жизни Момчил Качавенда…".
— Ты действительно веришь в эту сказку? — спросила Борисова, как только за подполковником закрылась дверь.
— А что, разве не ловко я завернул? — хвастливо ответил вопросом на вопрос Петр. — Любая Шахеризадница позавидует… Конечно, все было совершенно по-другому! Ну, скажем так, сильно отличалось от того, что только что выслушал наш заклятый друг. Истины, кстати сказать, он никогда не узнает (по крайней мере, от меня), и ему придется — чтобы закрыть это достаточно скандальное дело — довольствоваться только что услышанной тобой сказочной версией.
— А как все было на самом деле?
— Надеюсь, мы с тобой узнаем это в самое ближайшее время.