— Окончательно… — и снова в голосе наркома парадоксальным образом прозвучали две интонации: вопросительная и утвердительная.
— По крайней мере, до тех пор, пока не будет разгромлена фашистская Германия. Давайте, Вячеслав Михайлович, перейдем от обсуждения теоретических вопросов к сугубо практическим делам. Полагаю, нашему полпреду в Берлине следует поручить…
В воспоминаниях Г.Димитрова приводится следующее высказывание И.Сталина (текст и стиль подлинные, приведены без изменений):
"Уничтожение этого государства [Польши] в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше. Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили бы социалистическую систему на новые территории и население?".
Против ожидания, наутро Петр чувствовал себя более-менее сносно, хотя и вяловато. С усилием, как шпаклевку, запихнув в себя творог, запил его кофе и отправился на Мясницкую, где в одном из дворов-колодцев располагалась редакция "Независимого обозрения", или "НО", более привычного для читателей газеты сокращенного названия. До метро была всего одна остановка, а идти даже медленным шагом минут пятнадцать, так что с ожиданием троллейбуса и стоянием на светофоре получалось почти так на так. Поскольку выигрыш пары минут в тот день ничего не решал, да и проветриться не мешало, Клаутов почти не колеблясь, избрал пеший маршрут. Не успел он пройти и сотни шагов, как испытал то самое неудобство, памятное еще по Белграду (благо, с их возвращения не прошло и месяца): журналист почти физически ощутил чей-то неотрывный взгляд, сверлящий его затылок. Подавив инстинктивное желание обернуться, он последовательно приобрел совершенно не нужную ему газету, а потом и вовсе бесполезное мороженное (Петр не любил сладкого). И то, и другое продавалось в застекленных павильончиках, что предоставляло известную всем любителям детективов возможность незаметно для наблюдателя изучить свои тылы. На толкотливой улице в центре города, да еще утром, усмотреть кого-либо, проявляющего к твоей особе избыточное внимание (при условии, что преследователь в достаточной мере владеет своим ремеслом), практически невозможно. Собственно, журналист к этому и не стремился: обладая хорошей зрительной памятью, он просто старался запомнить попавшихся ему на глаза прохожих. Вот если он потом снова встретит одного из них…
Дальше идти нужно было через мост, а это замечательное место, чтобы попробовать "отловить" наблюдателя: народу меньше, чем на улице, и тротуар просматривается почти на всю длину, от начала моста и до его высшей точки. Именно там Клаутов остановился, чтобы "завязать шнурок". Если наблюдение за ним действительно велось, то "топтун" должен был уже взойти на мост: в противном случае для него существовала бы опасность, что объект, ставший невидимым за горбом моста, воспользуется боковой лестницей и растворится в столичном муравейнике. Петр увидел человек шесть-семь, попавшихся ему на глаза, еще когда он шел мимо дома. Из столь малого числа вычислить "своего" — буде он действительно существовал — была пара пустяков.
Обнаружить тайного соглядатая действительно оказалось проще пареной репы. На перегоне "Охотный ряд" — "Лубянка" журналист засек щуплого парня в ветровке с надетым на голову капюшоном, того самого, что неотступно "вёл" его от самого дома. Неплохо бы выяснить, кто проявляет такое любопытство к его скромной личности. Милиция? С какой стати? ФСБ? Тем более бессмысленно… Внезапно Петр ощутил, как засосало под ложечкой: а что, если им интересуются с люди с другой, теневой стороны жизни? Скажем, те же квартирные мафиози, из-за которых Семаков благословил его на балканскую командировку? Да мало ли, когда и чьи интересы он мог задеть, работая в своем излюбленном жанре журналистского расследования. Тогда дело совсем плохо! Но может, все это случайность?
Преследователь довел журналиста до самого входа во двор, в глубине которого располагалось здание с большим логотипом "НО" над козырьком, после чего последние сомнения (которых, в общем-то, у Клаутова и не было) отпали. В совершенно отвратительном настроении он поднялся к себе на второй этаж и занялся текущими делами. Ближе к обеду он хлопнул себя по лбу: надо же обратиться к Мишке Гусеву, как это он сразу не сообразил? В конце концов, друзья существуют не только для того, чтобы с ними пиво с раками распивать! Сказано — сделано. Однако опера на месте не оказалось, а по мобильному Клаутов звонить приятелю избегал: мало ли чем тот может быть в тот момент занят, к чему отвлекать человека? Ближе к вечеру Гусь наконец, нарисовался на Петровке, и перезвонил Петру (Клаутов просил оставить у майора на столе соответствующую записку). Выслушав несколько сумбурный рассказ друга, Михаил пару секунд подумал, а затем сообщил: