— Петруша, ты родился в рубашке! Я намеревался в кои-то веки в 18–00 завершить свой рабочий день и отправиться домой — заглотнуть литр-другой чего-нибудь холодненького. Теперь же появляется шанс сделать данное мероприятие не только еще более приятным, но и полезным. Короче, пить пиво будем вдвоем у тебя дома (но только без "усугубления!), а до того я разберусь с твоим "хвостом".
— Как это?
— Говорят, у меня неплохо получается "вести" человека: даже в толпе меня, как правило, не замечают. Я же найду твоего "топтуна" и возьму его за жабры еще до того, как он доведет тебя до дома. Ну и пригляжу заодно, чтобы тебя по дороге не… того-с!
— Все шутишь!
— Нет, дорогой мой Петруччио, не шучу! Вся эта история мне страшно не нравится, и если тобой действительно заинтересовался криминал, то долго тебя "водить" им нет никакого смысла: связи твои их не интересуют по определению. Вот и скажи мне на милость, к чему тогда откладывать ликвидацию? В особенности, если твой адрес и маршрут известны…
Договорившись, что Петр выйдет на улицу ровно в половину восьмого, майор дал отбой. Нельзя сказать, что журналиста сильно порадовали рассуждения Гусева, в особенности, легкомысленно-легко заданный вопрос "к чему откладывать ликвидацию?". Единственным, что придавало оптимизма, было то, что этим вечером его жизнь будет в руках профессионала. А завтра? А послезавтра? О-хо-хо, грехи наши тяжки…
Выйдя на улицу в 19–30, Клаутов неторопливо затрусил в сторону метро. Гусева он увидел почти сразу, тот лакомился жареной немецкой колбаской, которую, подлец, запивал пивом. А вот утреннего преследователя видно не было. Петр не успел этому обнадеживающему факту порадоваться: логика подсказала, что мало-мальски разбирающийся в подобных делах организатор слежки должен был бы сменить агента. Нельзя же, в самом деле, одному и тому же человеку постоянно маячить у объекта перед глазами! Судя по тому, что Гусев к нему так и не подошел, майор кого-то уже засек — профи, как никак! Прикупив пива и всякой всячины для "летней яичницы" (раздельно обжариваются колбаса, болгарский перец и круто посоленные помидоры, после переворачивания которых на сковороду вываливается все, заливается не взбитыми яйцами и посыпается зеленым луком; жарить, не накрывая крышкой, перед подачей на стол присыпать укропом), журналист добрался до дома и принялся готовить "полуфабрикаты" для основного блюда.
Петр успел основательно исстрадаться, поскольку кухонные ароматы особенно невыносимы для человека, весь день проторчавшего на работе и за все это время перекусившего перехваченным у секретарши главного бутербродом и реквизированным у соседа по комнате яблоком. Наконец, раздался долгожданный звонок в дверь. Ощутив, как внезапно забилось сердце, Клаутов пошел открывать. Михаил не успел даже войти в квартиру, как Петр спросил:
— Ну, что?
— У меня для тебя две новости, хорошая и плохая, — садистски сообщил Гусь. — С какой начать?
У журналиста упало сердце.
— Валяй с хорошей.
— Тобой интересуется не криминал.
— А кто?
— Не знаю, что такого ты натворил, но твоей персоной занимается ФСБ!
24
Из воспоминаний ветерана советской военной разведки генерала М.А. Мильштейна (текст и стиль подлинные, приведены без изменений):
"Главная трудность нашей разведки состояла не в том, чтобы добывать информацию, а в том, чтобы в нее поверили политическое и военное руководство — особенно если собранные сведения не укладывались в схему, в плену которой находилось само это руководство".
И поныне в квартале, примыкающем к старому зданию генштаба на Знаменке, немало неприметных двух- трехэтажных особнячков, прячущихся за глухими зелеными заборами, цвет которых неминуемо разоблачает принадлежность к военному ведомству — пусть даже у ворот нет никаких вывесок, а вооруженные часовые с улицы не видны. Секретность секретностью, а начхоз с комендантом знают, какой краской должны быть выкрашены все заборы на их объекте!
В кабинете, расположенном на втором этаже одного из таких строений, сидел немолодой человек. Два золоченных ромба в петличках его гимнастерки обозначали высокое положение среди комсостава Рабоче-крестьянской Красной Армии. Это был руководитель военной разведки или, как с недавних пор она называлась, Пятого Управления РККА. Далеко не первый и — он отлично это понимал, хотя в 1939 г. волна репрессий и пошла на убыль — не последний. Он пришел на эту должность с поста руководителя разведки одного из округов, и с головой погрузился в работу по воссозданию и усилению старых агентурных сетей, образованию новых, восстановлению работы всех без исключения направлений разведки. Многих, очень многих ценных работников последние годы отзывали на родину, после чего они бесследно исчезали. "Каленая метла" железного наркома Ежова не обошла и военных атташе — дипломатов-шпионов, единственных служащих военной разведки, которые не должны были изо всех сил скрывать от окружающих место своей службы. Что там пишет коллега из Берлина? Так, на приеме по случаю награждения группы летчиков Люфтваффе состоялся разговор с Карлом-Августом фон Шёнебеком по инициативе последнего. С фон Шёнебеком знаком с 1932 года, по липецкой авиашколе, где тот руководил подготовкой германских летчиков-истребителей. В настоящее время — один из руководителей департамента министерства авиации, отвечающего за боевую подготовку пилотов. В завершение, в целом, пустяшной беседы немец неожиданно сказал, что молит Бога о том, чтобы руководители Германии договорились с Советами: он с удовольствием будет воевать с поляками, но совсем не рад перспективе встретиться в бою над Варшавой с однокашниками. Хм, явный расчет, что об этом разговоре станет известно в Москве. Уже не первый зондаж за последние недели на эту тему… Информация сливается из самых разных источников, и один серьезнее другого. С размахом работают товарищи фашисты!