— Ага, очень дельный совет: "Дорогая милиция, товарищи из ФСБ установили за мной наблюдение, большая просьба прекратить. Так, что ли?
— Зря иронизируешь. Любой гражданин может обратиться в правоохранительные органы, заметив за собой слежку. Тем более — сотрудник популярный газеты, работающий в жанре журналистского расследования. Причем тут ФСБ? Ты знать не знаешь, кто за тобой ходит целыми днями, и проявляешь разумное беспокойство. Ну, и просишь милицию разобраться.
— И что это даст?
— После того, как наблюдение перестанет быть тайным, от тебя скорее всего просто отстанут. А могут встретиться и сообщить о своих претензиях. Тебя же мучает неизвестность, нет?
— Пожалуй, в этом что-то есть. А может, обратиться в прокуратуру?
— Отличная идея! К тому самому прокурору, который и отправил тебя в отпуск. И спасибо ему от меня передай. — Петр остро взглянул на Татьяну, но она спокойно выдержала его взгляд и предложила: — С проблемами твоими разобрались, давай, на дорожку напою тебя чаем, а ты расскажешь, над чем работаешь.
Росток надежды на продолжение свидания был убит на корню, и Клаутов, глубоко вздохнув, заговорил на тему, которая в тот момент меньше всего его интересовала.
— Пишу об одном удивительном, незаслуженно забытом человеке. Он проходил по делу "врачей"…
— Имеешь в виду профессора Вовси?
— Нет.
— Тогда, значит, Виноградов, — с каким-то странным выражением сказала Татьяна. — О них, почему-то, в основном и пишут.
— Согласен с тобой: упоминая последнее дело, сфабрикованное при Великом Грузине, как тогда говорили, дело "убийц в белых халатах", называют в первую очередь упомянутых тобой лиц, а также М.Б. и Б.Б. Коганов, П.И.Егорова, А.И. Фельдмана, Я.Г. Этингера, А.М. Гринштейна и Г.И Майорова. Между тем в профессорской "террористической организации" был еще и такой потрясающий врач, как…
— Профессор Борисов-Вельяминов! — торжественным тоном перебила его Татьяна.
— Откуда ты знаешь? В исторических статьях и в энциклопедии этой фамилии нет, — удивился Петр. Внезапно его осенило: — Неужели…?
— Это мой дальний родственник с отцовской стороны. Как рассказывала двоюродная тетка — жаль, я тогда была маленькая и почти ничего не запомнила — он был не только лекарем, но и очень прилично писал маслом, а его стихи хвалила сама Ахматова.
— Да, и это еще не все его таланты: этот ученый и организатор науки еще и недурно пел. Потрясающе! А что же ты молчала?
— А ты спрашивал? И потом: у меня самой достаточно достоинств, чтобы не хвалиться дальними родственниками, даже выдающимися… Ладно, поздно уже, давай прощаться. Послезавтра приглашаю тебя на ужин, расскажешь о своих изысканиях.
Вместо того чтобы как обычно это бывало в последнее время, увернуться, Борисова сама подставила щеку Клаутову и быстро вытолкала его вон. Петр не обижался, поскольку мыслями был уже в послезавтра: приглашение на ужин сулило не только вкусную жрачку…
Следующий день журналист начал с прокуратуры. Он написал заявление, и остался очень доволен состоявшимся разговором: его собеседник, предположив, что услышанное им является продолжением квартирной истории, не на шутку встревожился и обещал принять меры. Затем Петр отправился в академию медицинских наук. Ему наконец-то удалось договориться в президиуме, что ему покажут личное дело члена-корреспондента Борисова-Вельяминова Александра Всеволодовича. Многое о нем журналисту было уже известно, поэтому анкетные данные медика его не интересовали, и он сразу же занялся изучением автобиографий, благо их было целых две.
Сделав необходимые выписки, Клаутов по привычке "зачищать все концы", чтобы потом из-за недоработки не пришлось возвращаться, пролистал все дело "насквозь". В одной из последних анкет ему бросился в глаза пункт "Домашний адрес и номер телефона". Оказалось, что Александр Всеволодович в период 1936–1950 годов (анкета была помечена маем 1950 года) получил новую квартиру в Большом Толмачевском переулке, переехав туда с Арбата. Петр тут же вспомнил рассказ Гусева об убиенном пенсионере, проживавшем в том же тихом переулке, и в очередной раз подивился, до чего же тесен мир. Впрочем, город старых москвичей из интеллигентных семей, если только их не "улучшили в Бибирево" или в какое другое Строгино, действительно, занимает не слишком большую территорию…