— Но это же все очевидно! Тем более, должно быть понятно танкисту и офицеру… Ребята из Лондона вместе с лягушатниками жульничают и пытаются оправдать своими обязательствами перед Польшей стремление повоевать и еще больше набить карманы. О каких обязательствах, ёлки-палки, можно сегодня говорить? О восстановлении старой Польши? Об этом не может быть и речи: мы назад со своих исконных территорий уж точно не уйдем. Так?
— Хрена им лысого! — согласно кивнул Гаврилов: в ходе "освободительного похода" его механик-водитель был контужен брошенной невесть кем гранатой.
— Спасибо, лейтенант, — благодарно кивнул Эдуард и уставил палец на Данилова: — Понимая это, Лондон с Парижем ищут другого, нового оправдания для продолжения агрессии против Германии. Все просто, как дважды два.
— Послушай, Эдик, может, ты и прав, но скажи мне, кто посадил в тюрьму Тельмана, Гитлер или Чемберлен?
— Чемберлен нашим товарищам, членам английской компартии, орденов тоже не раздает! Как, между прочим, не раздавали их и пилсудчики, в защиту которых ты так яростно выступаешь!
— Насчет защиты не преувеличивай, а про ордена ты прав, — вынужденно согласился Данилов, ощущая свое полное бессилие перед этой словесной эквилибристикой. Тут его перебил коллега-танкист:
— Жаль, — томно закатил глаза Гаврилов, — что все пилсудчики и пилсудчицы ушли отсюда к немцам. Среди полячек, говорят, встречаются такие штучки…
— Ну ты, животное, — незлобиво попенял другу Данилов, — только об одном думать и можешь! — и снова обернулся к Вацетису. — А кто запретил компартию, Деладье или Гитлер?
— Ну, ясно же даже и…, - усилием воли Вацетис сдержался, хотя получилось все равно оскорбительно, — танкисту. На политзанятия ходил?
— Ходил, — мрачно подтвердил капитан. — Ты кончай тут демагогию разводить…
— Сам ты демагог, — отмахнулся Эдуард. — Что товарищ Сталин писал о буржуазной демократии? Может, — чекист прищурился, — ты с ним не согласен, что это — фикция?
— Я ему про Кузьму, а он мне — про Ерему…, - Данилов обескуражено повернулся к Гаврилову.
— И я тебе про Кузьму, голова ты садовая! — энкаведешник мог себе позволить подобную вольность, поскольку, будучи лейтенантом своей службы, ходил в одних чинах с танкистским капитаном. — Англичане с французами пытаются изобразить себя борцами против Гитлера за демократию, а это тоже самое, как если бы вокзальная б… взялась учить комсомольской морали маруху с воровской малины!
Гаврилов заржал:
— Данилов, это — туше!
Вацетис, недовольный тем, что его перебили, продолжил:
— Причем английское правительство объявило, что будто бы для него целью войны против Германии является ни больше и ни меньше, как "уничтожение гитлеризма". Понял?
— Ну?
— Лапти гну! Получается что-то вроде религиозной войны.
— Ты что, хочешь сказать, что антифашистская война сродни войне религиозной? — уже устало спросил капитан.
— Я этого сказать не хочу, — блеснул недобрым глазом Вацетис. — Однако партия нас учит, что под "идеологическим" флагом теперь затеяна война еще большего масштаба, которая несет страшную опасность для народов Европы и всего мира. И такого рода война не имеет никакого оправдания. Подумай, и согласишься: идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это — дело политических вкусов. Как говорится, нравится — не нравится, спи моя красавица! В конце концов, большевиков тоже не все любят! Но любой разумный человек поймет, что силой идеологию уничтожить нельзя. Вспомни, хотя бы, чем закончилась интервенция Антанты в восемнадцатом. Драпали от Красной Армии только так! Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести войну на "уничтожение гитлеризма", прикрываясь фальшивым флагом борьбы за "демократию". Понял линию партии, красный командир товарищ Данилов?
Вместо ответа тот мрачно вздохнул и потянулся за бутылкой, в которой еще кое-что оставалось. Дискуссия, а с ней и импровизированная пирушка исчерпали себя. Гаврилов ушел проверить работу техников (не дай Бог, у какого-нибудь танка на параде заглохнет движок!), Данилов снял со стены гитару и затренькал что-то жалостное, про лейтенантов, а Вацетис присел к окну писать ежедневный отчет о работе по выявлению антисоветских элементов и вражеской агентуры. Одновременно он прикидывал, куда сообщить о политических шатаниях Данилова: танкистскому особисту или по своей линии. По всему выходило, что второй вариант был бы более правильным. Если по делу, то особист мог пожалеть "своего", и не дать "сигналу" хода; если из соображений эгоистических, то чего же делиться с "дядей" собственноручно добытым материалом…