— Твой родственничек номер второй, а первый — я, с мотивом "месть за прадеда". Честь его нахождения по праву принадлежит капитану Сидорцеву. Так что мы не оригинальны, мы просто эпигоны этого контрразведчика.
— Пусть будет номер два, — вяло согласилась Борисова. — Ты лучше скажи, как мы его будем "колоть"? Может, отдадим это дело, все-таки, Гусеву? В его власти хотя бы на допрос вызвать, что ли… Михаил имеет право наблюдение установить, телефоны прослушивать…
— Это если судья разрешит!
— Да брось ты! Ни за что не поверю, что милиция и прочие спецслужбы каждый раз идут к судьбе за разрешением послушать чужие разговоры или почитать чужие письма. Даже если и так, неужто найдется жрец правосудия, который им откажет? Но это совсем из другой оперы… Скажи лучше, что можем мы? Ведь Борисов-Вельяминов имеет право даже не впустить нас к себе в квартиру!
— Отчего бы ему не принять журналиста, пишущего очерк о его отце?
— А что, это идея! А я кем буду при тебе?
— Будешь правдиво играть роль Татьяны Васильевны Борисовой, дальней родственницы покойного профессора, которая заинтересованно помогает талантливому очеркисту Клаутову П.П.
— А голова-то у тебя, оказывается, иногда работает! — похвалила приятеля переводчица. — Остается решить, с помощью чего мы сможем вывести потенциального преступника на чистую воду?
— Бог даст день, Бог даст пищу, — философски рассудил "талантливый очеркист" и запустил зубы в уже изрядно остывшую колбаску.
После обеда было решено вернуться в Малый Толмачевский переулок, чтобы взять у любезной консьержки телефон Борисова-Вельяминова, а заодно осведомиться о его имени. Следовало также попросить ее не рассказывать профессорскому сыну об интересе, проявленном к его личности "милицией". К чему настораживать человека раньше времени? На этот раз филера засечь удалось. Несмотря на то, что продолжение наружного наблюдения было ожидаемо, Петр расстроился: в глубине души он надеялся, что Сидорцев от него, все-таки, отстанет.
Вечером того же дня Петр позвонил Радию Александровичу Борисову-Вельяминову и попросил о встрече. Как оказалось, Радий Александрович читал статьи Клаутова, и это сильно облегчило общение. В итоге договорились встретиться на следующий день в шестнадцать часов, до трех Борисов-Вельяминов был занят на работе, во Второй Градской больнице.
На интервью нужно приходить готовым к беседе, во всяком случае так делают все журналисты, профессионально относящиеся к своей работе. Тем более, если это не совсем интервью, и от него в твоей жизни очень многое зависит. Поэтому Клаутов с утра по быстрому сгонял в редакцию и попросил заведующую архивом подобрать ему все, что есть на заведующего отделением Второй градской больницы, доктора медицинских наук Р.А. Борисова-Вельяминова. Подумав, добавил к нему и генерал-майора Вацетиса. После этого он уселся у себя в кабинете, надеясь посмотреть накопившиеся за прошедшие несколько дней газеты. Однако не тут-то было: стоило коллегам прознать, что Клаутов на месте, как его тут же завертел обычный водоворот редакционных дел. Через пару часов насилу отбившись, он сунул в портфель толстую пачку непрочитанных газет и конверт с материалами из архива "НО", предполагая ознакомиться с ними в вагоне метро и опасаясь, что на это не хватит времени. Хватило его, однако, с избытком: конверт содержал всего две небольшие не статьи даже, а заметки и фотографию с текстом: "В отделении Р.А. Борисова-Вельяминова удачно прооперированы пять человек, получивших тяжелые травмы во время майского теракта в г. Дадашкале".
С Борисовой они встретились на успевшей уже стать почти родной "Третьяковской".
— Ну как, придумал уже гениальный ход, который заставит исповедоваться перед тобой раскаявшегося убийцу? — не успели они поздороваться, спросила Таня. Несмотря на насмешливый тон, было видно, что проблема эта ее очень волнует.
— Я начну с ним спокойно беседовать о делах давно минувших, а потом неожиданно встану, вперю в него указующий перст и страшным голосом сообщу: "Кровь, на вас кровь убиенного генерала Вацетиса!". Остальное, сама понимаешь, будет делом техники.
— А если серьезно?
— А если серьезно, окончательное решение приму только тогда, когда познакомлюсь с этим человеком и поговорю с ним. Предстоящий разговор неизбежно коснется в том числе и смерти профессора. Не думаю, что обычный человек, незадолго до этого совершивший такое страшное преступление, как убийство, не будучи матерым преступником, сможет в полной мере контролировать свои нервы. Случайного собеседника он бы смог обмануть, как не заподозрили его оперативники из ОВД "Якиманка", когда проводили опрос соседей. Они же понятия не имели о том, что у него может быть мотив. Но мы с тобой совсем другое дело! Мы будем этого Борисова-Вельяминова провоцировать, задавать такие вопросы, которые вряд ли оставят его спокойным, будь он в чем-либо виноват…