— С этим понятно, — нетерпеливо перебила Петра Татьяна. — Хорошо, мой дальний родственник поведет себя так, что наши подозрения превратятся в уверенность. И что тогда?
— Во всяком случае, предлагать поднять руки вверх и арестовывать его мы не будем, — усмехнулся Клаутов. — Более того, мы вообще ничего после этого предпринимать не станем.
— Считаешь себя Порфирием Петровичем? Собираешься ждать, пока преступник созреет, разрыдается у тебя на груди и с облегчением признается сам?
— Считаю, что при наличии обоснованных подозрений придется немедленно сообщить обо всем Гусеву, — не принял шутливого тона Клаутов. — Мы свое дело сделаем, а все дальнейшее должно уже будет стать заботой профессионалов.
— Скучно, — надула губки Борисова, но, подумав секунд двадцать, с неохотой признала: — однако же, правильно!
Случилось однако то, что происходит сплошь и рядом: жизнь выкидывает коленце, и заранее продуманный план приходится оставить, не начав осуществлять. В данном конкретном случае Петр, придав своему лицу соответствующую мину, позвонил в дверь двадцать третьей квартиры, и едва она открылась, узнал в хозяине человека, соседствовавшего с ним пару лет назад в архиве ФСБ и знакомившегося с досье своего отца. Если судить по расширившимся глазам Радия Александровича, то и он припомнил, где и когда видел своего визитера.
— Клаутов, Петр Петрович, — представился журналист и добавил, — оказывается, мы с вами уже знакомы…
— Выходит, так, — заметно смутился Борисов-Вельяминов и перевел взгляд на девушку.
— А это Татьяна Борисова, переводчица и моя помощница в работе над очерком о вашем отце: она приходится вам дальней родственницей по отцовской линии.
— Неужели? Это очень интересно… Впрочем что это я? Проходите, пожалуйста!
Осведомившись у гостей, не желают ли они чаю, хозяин торопливо направился на кухню. Татьяна вызвалась помочь, а Клаутов остался в гостиной. Судя доносившимся до него обрывкам разговора, Борисова и Радий Александрович очень скоро нашли звено, их объединявшее: ту самую Танину двоюродную тетку, рассказывавшую ей в детстве о знаменитом родственнике. Петр решал нелегкую задачу. Борисов-Вельяминов ему нравился, играть с этим человеком в "Преступление и наказание" не хотелось, и было, похоже, совершенно бессмысленно: умный и уверенный взгляд хирурга выдавал в нем человека, смутить которого непросто. Оставалось либо провести с ним беседу на заявленную тему и передать версию Гусеву, либо попытаться поговорить с Радием Александровичем, что называется, с открытым забралом. Нечего и говорить, что после недолгой борьбы с самим собой, он выбрал второй вариант.
Кое-какую хитрость Петр, правда, все-таки припас. Когда "чайная церемония" уже завершалась, и приятная застольная беседа ни о чем должна была уступить место серьезному разговору, он как бы невзначай спросил, испытующе глядя на Борисова-Вельяминова:
— Радий Александрович, когда мы встретились в архиве, вы приходили туда, чтобы убедиться, что арест вашего отца производил Вацетис?
Хирург вздрогнул и чуть не подавился последним глотком чая. Побагровев, он с трудом откашлялся и с горечью сказал:
— Так вот из какой вы "газеты"… Давеча Нина Тихоновна меня предупреждала, что моими делами интересуются двое из милиции, молодые мужчина и женщина. А я уж было поверил, что кого-то действительно волнует судьба моего несчастного отца!
Значит, консьержка не выполнила своего обещания, мельком отметил Петр, достойная женщина, к ее чести, не колеблясь сделала выбор между с детства ей знакомым соседом и милицией в пользу первого. С запозданием он протянул Борисову-Вельяминову свою визитную карточку.
— Это чтобы подтвердить, кто я и откуда.
— Молодой человек! Отпечатать в вашем ведомстве подобную фитюльку… — Радий Александрович с пренебрежением отбросил визитку в сторону. — А вот ваше милицейское удостоверение, пожалуйста, предъявите! Иначе я отказываюсь отвечать на ваши вопросы и вообще, попрошу покинуть мою квартиру.
Предъявлять "корочки" с тиснением "ПРЕССА" не имело смысла — по тем же причинам, по каким хирург отверг визитные карточки. Положение спасла Борисова. Положив руку на рукав родственника, она предложила: