Я подняла отрубленную руку. Глаза человека-тли следили за моими движениями, пока я покачивала его рукой туда-сюда, разжимая и захлопывая клешни. На предплечье в одном направлении выступали ряды острых колючек. Крошечные волоски покрывали тонкую зеленую кожу.
Его грудь продолжала вздыматься. Булькающие звуки клокотали в его горле. Оно задыхалось. Что-то вроде статического электричества пронзило мои внутренности. Я отбросила руку и пнула туловище, переворачивая его на бок, затем присела рядом на корточки.
Кровь хлынула из изрубленного рта вместе с запахом гниения. Я помахала ножом перед лицом существа. Его глаза смотрели на меня и не моргали. Ничего не выражали. Я погладила себя по животу. Под моей ладонью вспыхнула вибрация. Я схватила карабин, села на пятки и положила его на колени. «Существо отрастит новые конечности или истечет кровью? Как много времени это займет?»
Крошечные зрачки человека-тли не шевелились. Внутри меня продолжалось гудение. Я вытерла испачканные ладони о джинсы. Гудение, которое я ощущала, должно было быть приступом милосердия. Но не было им. Я ждала финала.
***
Я открыла глаза от света, проникающего сквозь лесной покров. Запахи крови и разложения окрасили теплый ветерок, ласкающий мое плечо. «Дерьмо!» Я перевернулась и лицом к лицу столкнулась со все еще дышащей тлей. Ее раны срослись за ночь. Сочащиеся чернотой дыры высохли и покрылись коркой. Никакой регенерации конечностей не случилось. По крайней мере, пока.
Висящая челюсть человека-тли дернулась. Мне стоило бы поэкспериментировать еще — удалить органы, попробовать заставить его истечь кровью, но мой живот заурчал. Сначала еда. Потом чистка оружия. Потом я разберусь с тлей…
В зарослях по ту сторону лужайки хрустнула веточка. Я подняла карабин. Размытое пятно золотисто-коричневого и черного пронеслось между ветвей. Я жадно вздохнула и опустила ружье.
Пес подбежал ко мне, задрав хвост к небу и свесив язык. Мои колени рухнули на траву, и он лизнул мою ладонь. Я погладила его по голове, упиваясь шелковистой теплотой шкуры. Позвоночник закололо «иголочками». Потом раздалось приглушенное жужжание тли за мной. Пес рванул назад.
— О, нет, подожди, — я потянулась за ним, протягивая ладонь. Когда он ткнулся носом в мою руку, я увела его от жука, почесывая и поглаживая за ушами по дороге.
«Как я и он выжили, когда столько людей погибло? Это зависело от генетики или среды обитания? Какое-то ненормальное воздействие в духе Питера Паркера сделало нас исключительными? Может, я насмотрелась слишком много фильмов?» Какой бы ни была причина — выживание лучших, естественный отбор — пес и я выжили. Узел одиночества в моем животе ослаб, надломился, и острые грани отпали.
— Я назову тебя Дарвином, — как символ неблагополучного выживания вопреки природе.
Он гавкнул в ответ и лизнул мою щеку.
Мы разделили сухой паек, и я почистила карабин и ножи. Закончив с этим, я присела рядом с искалеченной тлей, держа в руке нож. Затем сделала успокаивающий вздох и стала резать ее в области шеи. Это заняло больше времени, чем я ожидала. Живот крутило и жгло. Что со мной происходило? Я хотела это делать. Когда шейные позвонки переломились, и голова покатилась прочь от туловища, глаза человека-тли потускнели. Напряжение в моем животе ослабло.
Я затащила отрезанную голову себе на колени и поддела кожу, чтобы содрать ее с костей черепа. Используя другой нож как долото (прим. долото́ — плотничий или столярный инструмент, предназначенный для выдалбливания отверстий, гнёзд, пазов и т. п.), я вбила его в макушку черепа и расколола его. Розовато-серый мозг имел две половинки и наполнял черепную коробку в форме луковицы. Я выковыряла обе половинки мозга и соскребла покрывавшую их мембрану, открывая похожее на тофу мозговое вещество. Я не знала, как выглядел мозг насекомых, но подозревала, что он сильно отличался от человекообразного мозга на моих коленях. «Значило ли это, что они все равно имели эмоции? А воспоминания? Иисусе, что если они все еще были людьми, пойманными в ловушку в этих телах?»
Во рту у меня пересохло. Я не должна была так думать. Они не демонстрировали ни злости, ни угрызений совести. Тля убила бы меня, не колеблясь. Вот почему я обязана была убить их первыми. Я отбросила мозг в кучу конечностей. Затем вымыла руки питьевой водой и присоединилась к Дарвину у границы леса.
Мы пробирались на восток через горы Озарк в Миссури. Я следовала за Дарвином вверх и вниз по неровным склонам, его лапы с легкостью петляли между валунами и рыхлой породой. Я следовала за ним вдоль течения реки, тяжело дыша, мои икры горели от напряжения. Часто он убегал слишком далеко вперед и исчезал в зарослях. Минуты казались мне часами до того, как пес возвращался, таща свежую водную утку.
Прошла неделя, и я привыкла зависеть от его низкого рычания — его предупреждения о приближении тли. Он чувствовал их раньше меня. Боясь потерять его снова, я отгоняла Дарвина в противоположную сторону от угрозы. Я знала, что просто выжидала, пока вокруг снова не становилось спокойно. Гудение жажды мутантов вибрировало в воздухе. Я не могла вечно бегать от них. Тем более мне нужно было испытать реакцию собаки на огнестрельное оружие.
— Hier, Дарвин (прим. ко мне), — он подбежал к моему боку и прислонился к ноге. Я почесала его между ушами и поцеловала в переносицу. Он, несомненно, знал больше команд по шутцхунду, чем я. Может, он был полицейской собакой.
— Fuss (прим. рядом).
Он подчинился, следуя за мной по пятам, пока я шла вдоль русла реки к открытому полю. На поле шевелились подсолнухи, шуршащие и тянущиеся к летнему небу.
— In Ordnung (прим. хорошо).
Дарвин побежал в поле, разыгравшись меж желтых цветов, как молодой олень, разбрасывая их в разные стороны от себя. Затем он остановился и обернулся на меня. Пес действительно хорошо проводил время, и его игривость заражала.
«Сосредоточься, Иви».
Я навела карабин на ствол мертвого тополя, нависшего над рекой. Выдохнула.
Пес дернул ушами, в остальном не шевельнувшись.
Я облегченно выдохнула и потащилась в его сторону.
— Sitz (прим. сидеть).
Дарвин опустился на задние лапы.
Я подняла AA-12, прицелилась через все поле и приказала ему оставаться на месте:
— Bleib (прим. жди).
Выдохнула. Клап. Клап.
Все еще держа ружье наготове, я краем глаза покосилась на Дарвина. Его глаза встретились с моими, тело застыло в стойке. Мои губы дрогнули. «Возможно ли, чтобы Дарвин был здесь со мной из-за штучек Джоэла?» Джоэл всегда знал, что мне нужно. Мои повреждения исцелялись без инфицирования, а Дарвин отвлекал мой разум в течение большинства дней. Пес притуплял мою боль.
Я нагнулась и обняла его.
— Хорошая работа, мальчик.
Подняв руку, я прикрыла глаза от слепящего солнечного света и осмотрела поле под плато Озарк. Холмы были окрашены синим из-за дымки влажности.
— Куда теперь, Дарвин?
Он прыгал вокруг меня и упрашивал поиграть с ним. Мы, должно быть, находились всего в нескольких милях от шоссе. Это значило, что скоро мы увидим цивилизацию. По позвоночнику скатились капли пота. Мы нашли бы машины и, возможно, вскоре спали бы в мягкой постели. Я собрала вещи и пошла на восток.
— Fuss (прим. рядом).
Дарвин последовал за мной.
***
Солнце опустилось за склон холма, и на насыпи, на которой находилось шоссе 65, появились тени. Мы вскарабкались на вал и в изумлении посмотрели на шоссе в обе стороны. Старый грузовик-пикап стоял на дороге в южном направлении.
Дарвин увлажнил нос языком и продолжил тяжело дышать.
Я знала местность, путешествовала по этому шоссе дюжину раз. Озеро находилось всего в десяти милях позади нас. Но благодаря августовской жаре, разросшимся лесам и продолжительным остановкам, чтобы дать отдых травмированному телу и передохнуть от тяжелых вещей, это были самые долгие десять миль в моей жизни. Усталость брала свое, и я потащилась к грузовику, позволяя Дарвину идти впереди.