Всматриваясь вглубь той тьмы,
долго стоял я, гадая, страшась, сомневаясь,
видя сны, каких не видел прежде ни один смертный.
— Эдгар Аллан По
Глава 13
Отрезанные языки
Липкие шлепки прошлись по моей шее. Что-то скользнуло по моей щеке. Теплые струи воздуха заполнили ухо. Я открыла глаза и втянула ртом воздух, чтобы не дать вырваться крику.
Мой нос покрывала слюна. Язык Дарвина, с которого она капала, свешивался из пасти на расстоянии нескольких дюймов от моей щеки. Он облизнулся и снова принялся слюнявить мое лицо. Я обвила руками его шею и зарылась лицом в шерсть.
— Я кричала, мальчик? Я тебя напугала?
Он подался в мои объятия и перекатился набок с рокочущим стоном и игривым клацаньем челюстей.
По краям жалюзи просачивался дневной свет. Мои чувства вернулись к жизни, я согнула руки и ноги, чтобы проверить их гибкость. Усталость и напряжение в мышцах, по сравнению с предыдущей ночью, ослабли. Я потерла грудь. Никаких ран на коже, несмотря на боль, не было.
«Дрон».
Хотелось бы мне рассказать Джоэлу об этом сне. Он бы обернул меня силой своих рук и потерся носом о мою щеку, бормоча заверения, что это был всего лишь сон. А потом он бы поставил меня на ноги и своим твердым голосом сказал взять себя в руки.
Пока я сидела там, чувствуя себя покинутой и даже паникующей, какое-то неосязаемое томление взяло надо мной верх. Это была тяга, раздирающая мою грудь. Я поддалась ее срочности, натянула джинсы, черную футболку, бронежилет и кепку и убрала баррикаду перед дверью.
В поле моего зрения появилась база, которая простиралась пустынным напоминанием того, что даже наша армия не смогла сражаться с этой штукой, инфекцией. Тела усеивали землю, растерзанные ветром и изъеденные жарой. Несколько долгих секунд я смотрела на них, ожидая, что они вдруг восстанут.
По дороге к грузовику я несла это тревожное ожидание с собой. Но жужжания тли слышно не было. Так же, как не было никакого движения, никакой вони крови в воздухе. Меня окружал лишь горячий запах асфальта и простаивающий искрученный газон, шуршащий под ногами.
Дарвин застыл на полпути к грузовику, его нос указывал на трех стервятников, клюющих огромную кучу разлагающихся тел. Захлопав крыльями, птицы поднялись в воздух, испуганные тощей собакой. Я содрогнулась от рвотных позывов, как будто мой нос только что учуял визуальную картинку. Вонь пересилила все остальные чувства и сделала мою походку нетвердой. На Дарвина это все, казалось, тоже повлияло, если можно было судить по его внезапному скулению.
— Дарвин, — я указала на грузовик, и он, как всегда, подчинился.
Мне потребовалось сделать несколько кругов по базе, прежде чем я заметила склад оружия. Одноэтажное кирпичное здание примостилось у внешней стороны дороги. Прилегающая территория была плодородной почвой для лилейника. Вспышки оранжевого заполонили ландшафт как свидетельство стойкости побегов, распространивших новые ростки во всех направлениях. Толстая стальная дверь оружейного склада — единственный вход — казалась запертой и невредимой. Либо ее когда-то усиленно охраняли, либо ее было невозможно взломать.
Я проехала на грузовике через газон и припарковалась в нескольких футах от двери. Держа карабин наготове, я подкралась ко входу, пока Дарвин удобрял лилии. «Заперта ли дверь?» Я потянулась к ручке.
Дверь приоткрылась, и моя рука отдернулась обратно. Если за мной кто-то наблюдал через камеры, висевшие здесь по периметру, они видели, как я собиралась войти. Грузовик позади меня показался мне магнитом. «Если что, десять шагов вернут меня в его кабину».
Шли минуты. Камеры не работали бы без электричества, и я обвинила ветер в открытии двери. Я подумала о боеприпасах, в которых нуждалась и которые потенциально могла получить. Я выровняла дыхание и собралась с духом, затем вошла в открытую дверь.
Тренировки, вбитые в меня Джоэлом, взяли надо мной верх. Я выскользнула из дверного проема и метнулась вправо, к стене. Запах мускуса и алкоголя висел в маленьком холле. Я спряталась в тень. Тогда-то я и осознала свою глупость. Электрический свет освещал угол. «Бл*дь. Генератор снабжал здание?» Это говорило о присутствии здесь людей.
Я кинулась к выходу, пытаясь убежать.
Вумп-клик.
Скольжение затвора отдалось во всем моем теле. В маленькой комнатушке его звук прозвучал громче. Я расставила ноги шире.
В дверном проеме появился Дарвин, он зарычал и обнажил зубы.
Не поворачиваясь, я прорычала:
— Опусти ружье. Я не ищу проблем.
— Убери собаку, иначе я сделаю это за тебя, — сказал мужской голос, низкий и уверенный.
Уши Дарвина прижались к голове, шерсть на загривке встала дыбом. Я не собиралась рисковать его жизнью.
— Взять. Кыш.
Его рычание дрогнуло, но тело осталось неподвижным.
«Дерьмо!» Я не помнила нужной команды. «Может, «Geh rein» (прим. войди)?»
Он начал красться внутрь, держа голову низко к земле и скаля зубы. Позади меня скрипнули ботинки.
Я заорала:
— Nein! Nein! (прим. Нет! Нет!)
Дарвин остановился.
В моих ушах грохотала кровь. Я подняла руки, чтобы стрелок их видел, и согнула пальцы в кулаки, осознав, что они дрожат.
— Я пытаюсь. Дай мне минутку.
— Не горю желанием уничтожать столь прекрасное животное, но у тебя есть пять секунд, чтобы узнать, насколько мне не все равно.
Я сделала глубокий вдох.
— Дарвин, Geh raus (прим. выйди).
Он попятился за дверь и исчез.
Скрипение ботинок по полу усилилось.
— А теперь бросай ружье и повернись.
Пока я не знала, с чем имею дело, содействие было моим единственным вариантом. Я опустила карабин — свое единственное ружье — и повернулась.
Пятеро мужчин стояли в темном коридоре с оружием разных размеров, наведенным на единственную, жизненно важную часть меня, которая не была защищена жилетом, — мою голову.
Двое из них свободными руками застегивали молнии на штанах, после чего звякнула пряжка ремня, их лица при этом покраснели и покрылись потом. Не надо было быть гением, чтобы понимать, чему я помешала. Среда, лишенная женщин, совсем как тюрьма, делила мужчин на сучек и мужчин, их трахающих.
Тот, что был с пряжкой на ремне, прошел мимо меня и закрыл дверь. Мои мышцы задрожали.
Любитель командовать схватил меня за шею.
— Похоже, что одна из шлюх Сатаны только что набрела на нашу дверь, мальчики.
Их смех нес в себе оттенки чего-то ядовитого, чего-то, не слишком отличного от безумия. Он прозвучал, как напоминание о том, что пережить апокалипсис, в первую очередь, означало пережить нападение тех, кому ты доверял. «Убили ли эти мужчины собственных матерей, сестер, любовниц, чтобы спасти себя?»
Вены на их лбах вздулись, глаза были холодными и прищуренными. Я держала руки за спиной и ощупывала стежки на ножнах на предплечье.
Хватка на моем горле усилилась. Медленное облизывание языком приласкало щеку. Это было обещание того, что ждало меня впереди. Мои подергивающиеся мышцы выдали меня.
Кто-то из них сказал:
— Посмотри на ее руки.
Другой рассмеялся.
— Проклятье. Сучка отрезала бы себе палец, если бы воспользовалась одним из этих ножей.
Затем прозвучал крик:
— Неси свои ножи на кухню, женщина, и приготовь мне ужин.
Вокруг раздалось еще больше смешков, еще больше тупых колкостей. Но они не забрали мои ножи. Я мысленно улыбнулась, подумав о том, как подам им собственные отрезанные языки на фарфоровой посуде, и как их голодные рты будут раззеваться, безмолвно прося добавки.
— Если вы думаете, что я настолько неумело бросаю ножи, — сказала я, — опустите оружие и испытайте меня.
Самый здоровый отморозок проревел:
— Я ни за что не стану тратить время на драку с бесполезной женщиной.