Тридцать минут спустя я опрокинула вторую пинту пива. Горький хмель пощипывал язык и освежал пересохшее горло. «Рай». Бармен принес рагу вместе с третьей пинтой. Он не задержался. Притворяться немой срабатывало лучше, чем я ожидала.
Неподдающиеся определению куски плавали в вареве. Я жадно заглотила еду. Слишком жадно. Мой язык метнулся к стекающему ручейку, но рука поймала поток, текущий по подбородку. Я дочиста обсосала пальцы, как голодающая, и собрала оставшийся в чашке бульон черствой горбушкой хлеба. Затем я отпихнула от себя чашку и подумала о второй.
Завсегдатай у бара поднял голову. Его волосы цвета меда вились на плечах, закручиваясь в дреды, и были заправлены за уши. Его широкая спина и плечи проверяли на прочность швы пальто. Стоящая неподалеку свеча освещала полные губы и линии широкого подбородка.
Он почувствовал мой взгляд и покосился в мою сторону, проводя пальцем по краю стакана с виски. Когда его глаза остановились на моих, я отвернулась. «Дерьмо».
Его барный стул отодвинулся, после чего последовал стук ботинок по полу. Пистолет на моем бедре сделался тяжелее. «Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо!»
Ботинки остановились у моего стола. Запах солодового виски омыл меня. Я не отводила взгляда от пустой кружки, доставая кинжал из ножен под плащом.
Он опустил ладони на стол и оперся на руки. Я крепче стиснула нож. Один взмах отрезал бы его распростертые пальцы. Я бы воспользовалась моментом удивления, нацелив нож вверх и погрузив лезвие в его горло.
— Могу я присесть? — спросил мужчина голосом с густым ирландским акцентом.
Я не ответила.
Он наклонился ближе.
— Пожалуйста, не бойся. Мне всего лишь любопытно, — незнакомец помедлил — ждал моего ответа.
Рукоятка кинжала горела в моей хватке. Я вновь не ответила.
Спустя несколько ударов моего сердца он выпрямился и распахнул пальто. Под ним незнакомец носил черную сутану на пуговицах, четки и белый воротничок.
— Могу я присесть? — опять спросил мужчина, его сильный акцент смягчал гласные.
Я оставалась молчаливым параноиком.
Он не изменил позы, только склонил ниже голову.
— Ты все еще голодна?
«Если я буду игнорировать его достаточно долго, он уйдет?»
Незнакомец сделал рукой жест бармену.
— Эм… Ллойд? Еще одну чашку твоего аппетитного рагу.
Шаркающие ноги Ллойда скрылись на кухне.
«Нависающее присутствие» протянуло мне руку. Шрамы поселились на костяшках его пальцев, некоторые из них были свежими, розовыми.
— Я — отец Рорк Молони.
Он ждал, позволяя мне бегло осматривать его. Я старалась поверить, что этот мужчина — священник. Его диалект и массивное телосложение предполагали более тяжелую жизнь. Впрочем, я готова была поспорить, что его возраст был близок к моему. Я изучала его глаза, глубокие озера нефрита. За ними я увидела дисциплинированный устав. И он улыбнулся, когда увидел в моих глазах женщину.
Я не была уверена, что мое католическое воспитание привело к этому моменту слабости, но удивила и напугала саму себя, указав на стул напротив и сказав:
— Прошу, садитесь, отец.
Он опустил свою руку и сел на стул. Движение продемонстрировало заплечную кобуру и ножны на поясе.
Я согнула пальцы на ноже и другой рукой приспустила капюшон на несколько дюймов.
— Что меня выдало? — спросила я.
Его губы изогнулись в улыбку.
— Твои изящные пальцы и маленькая фигурка.
По крайней мере, он не винил в разоблачении мои попытки ходить как мужчина.
— Я Эвелина Делина. Иви.
Он выпучил глаза и ахнул.
— Да святится имя твое.
— Прошу прощения?
— Твое имя. Ева, — он погладил крест, висевший на его шее, и уставился на меня.
Я моргнула, притворяясь, что не понимаю явную отсылку к Библии.
— Иви, — исправила я его.
— Точно. Ты знаешь книгу Бытия? Бытие 3:20 — «Мужчина назвал свою жену Евой, потому что она стала матерью всего живого».
Я опустила голову, когда Ллойд поставил на стол еще одну чашку рагу. Когда он вернулся к бару, я подняла глаза и сказала:
— Конечно, я знаю это, отец. И этой же женщине ваш Бог сказал: «Я сделаю твои муки вынашивания детей крайне тяжелыми; с болью ты будешь давать жизнь своим детям. Ты будешь желать своего мужа, а он будет господствовать над тобой». Давайте проясним. Вы не будете проповедовать мне свои догмы. Я отслужила свое время в католической церкви и больше в этом не нуждаюсь.
Он ощетинился.
— Без обид, — добавила я.
Будь проклят мой характер и гребаное католическое чувство раскаяния. Я заставила себя спокойно выдохнуть и сказала:
— Кроме того, отец, учитывая текущие события, разве вы не должны искать кого-то из Книги Откровений?
— Возможно, — ответил он и улыбнулся. У него была мальчишеская улыбка, которую я сочла успокаивающей. Но этот волевой подбородок делал ее сексуальной. Я отбросила эту мысль.
— Пожалуйста, зови меня Рорком, — он сглотнул. — Есть и другие? Женщины?
Я поднесла чашку ко рту и покачала головой.
— Я проделала долгий путь, — рагу умеренно теплым потоком проскользнуло по горлу, — и не видела больше никого. Из человеческих женщин, имею в виду.
Он закрыл глаза и сложил пальцы перед губами.
— Как получилось, что ты оказалась здесь? Когда остальные женщины не выжили?
Я откинулась назад и убрала нож в ножны. «Был ли хоть один день, когда я не задавала себе этого же вопроса?»
— Не можешь найти ответ в своей Библии?
Уголок его рта приподнялся. «Мое неуважение его веселило?»
Рагу внезапно выплеснулось из моей чашки, неровно стекая по стенкам и проливаясь на стол. «Моя рука дрожит? Или это комната?» Я поставила чашку и потерла руки, покрывшиеся мурашками.
Температура в помещении упала, воздух как будто заклубился и собрался у входной двери. Туманная дымка стала просачиваться через замочную скважину, и вместе с ней в паб вплыла Анна. Широкая улыбка озарила ее лицо, и ее ножки коснулись пола, проступая из щупалец серого тумана. Складки ажурного платьица Анны лизали ее ноги, пока она вприпрыжку поскакала к бару, а кудрявые хвостики подпрыгивали.
Я задрожала, будучи не в состоянии посмотреть в глаза Рорка, хоть и чувствовала на себе его взгляд. Он не мог видеть ее, мою галлюцинацию.
У бара Анна потянулась к кругу из подсвечников. Я вжалась в стул, когда ее пальчики приблизились к свечам. Она погладила один горящий фитиль, напевая:
ее улыбка пропала, голова дернулась к двери.
Ее пальцы слились с огнем. Кожа на ее руке, а затем и ее тело вспыхнули. «Зачем она это делает? Она пытается мне что-то сказать? Пожалуйста, перестань, Анна. О, Боже!»
Обнажавшиеся участки мышц пульсировали в свете свечей, цепляющихся за ее крошечную фигурку. И все же входная дверь удерживала ее внимание.
Вдруг свечи зашипели, ее прозрачная фигура стала испаряться. Мой живот скрутило от запаха горящей плоти.
Я насторожилась из-за того, что находилось по ту сторону входной двери. Укол боли пронзил мое нутро. Я узнала это ощущение. Мои мышцы напряглись, готовые к атаке.
— Иви? Иви?
Пламя поглотило Анну, и свечи погасли с хлопком.
Рорк пробормотал в темноте:
— Какого фига…
— Ш-ш, — я подхватила карабин и нацелилась на дверь. Его рука легла на мою спину. — Надеюсь, ты знаешь, как пользоваться этим пистолетом, — прошептала я. — Они идут.
— Почему? Что ты…
Дверь распахнулась и ударилась о стену. Холодный поток ветра пронесся по комнате, а с ним и гудение голода.