Пульчи нарисовал не портрет Зои, а карикатуру. Едкость насмешек вызывалась грубо-материальной причиной. Дело в том, что во время визита беседа затянулась. [...1 Несмотря на поздний час, гостям не предложили ни закуски, ни вина... [...]
Упомянутая Кларисса Орсини (жена Лоренцо), более опытная в оценке красоты, не колеблясь, признавала принцессу прелестной, Многие летописцы придерживались того же взгляда. Среди безжалостных насмешек поэта, настроенного сатирически, можно уловить лишь одну реальную, живую черту. При утонченных дворах Италии, среди женщин Возрождения — изящных, остроумных и нежных — тучная и тяжелая гречанка была не на месте, Судьба Зои предназначила ее Северу.
Но одной карикатуры на человека историку мало. К сожалению, сведения наши о Софье так скудны и отрывочны, что трудно восстановить ее облик. [...] Перед нашими глазами мелькает неясный силуэт. Софья была дочерью Палеологов времени
52
упадка. Кровавые семейные распри, лишения и несчастья, может быть, ожесточили ее характер и развили наименее благородные влечения ее сердца. Она променяла изгнание на трон и очутилась в совершенно чуждой для нее среде, Русские невзлюбили Софью. Она была, по их мнению, женщиной гордой и надменной, притом необыкновенно коварной интриганкой, Зато Софья открыла заповедные двери терема. Она давала аудиенции иноземцам и снаряжала посольства к венецианской сеньории(7). Все это были неслыханные доселе новшества. Великий князь становился все более недоступным, уединяясь в своем величии, становясь все более самодержавцем и решая почти все дела в «спальне», Злостную причину всего этого усматривали в давлении Софьи на великого князя.
Зато она утешала «старую» Москву в другом отношении: она была искренно православной! Она ревностно исполняла все внешние обряды православия. Судя по летописям, Софья едва ли не изведала чудес. Удрученная нехваткой сына, Софья отправилась на богомолье в Троице-Сергиеву лавру(8). Там, в экстазе видения, ей удается вымолить желанную милость.
Другим доказательством благочестия Софьи могут служить советы, которые она давала своей дочери Елене, бывшей замужем за католическим государем(9). Вообще, Софья постоянно являлась горячей защитницей православия.
ПРИДАНОЕ.Вопрос о приданом Софьи Палеолог стоит в истории чрезвычайно своеобразно, С одной стороны, она нищая сирота-бесприданница, а с другой — обладала неслыханным в мире по ценности «приданым». Но фактическое положение «царевны-бесприданницы» сказалось болезненно на ее личных переживаниях, ожесточило ее и с тем большей легкостью бросило в берлогу царственного медведя в глуши московского Залесья, Бесприданница! Из-за этого расстроилась ее первая партия с итальянским маркизом, то же, по всей видимости, случилось и с королем кипрским...
Виссарион особенно остро воспринимал эти удары судьбы, едва ли не более болезненно, чем сама Софья, Кардинал самоотверженно хлопотал о ее приданом: готов был заложить свое движимое и недвижимое и все, чем владели ее братья, Андрей и Мануил.
Папой на приданое сироте было ассигновано шесть тысяч дукатов помимо подарков,
Своим приданым сама Софья считала Византию и византийскую царскую библиотеку. Имела ли она право так считать? Ведь был в живых ее старший брат Андрей, последний представитель
53
мужской линии династии и, после смерти отца,— законнейший наследник византийского трона, и сам он считал себя наследником престола отца,
Пирлинг готов лишить его этого права на том основании, что Андрей не пытался вернуть это право оружием и даже не прибегал за помощью к европейским дворам. И мудро делал! Он понимал реальное соотношение вещей. На его глазах складывался проект крестового похода против турок (отца с папой) и как он бесславно рухнул, Андрей оказался до конца реалистом, он понимал, что, при всех правах, византийский трон — «синяя птица», и предпочел использовать свои права иначе: он продавал их европейским честолюбцам и оптом и в розницу.
«Андрей пустился в торговлю,— говорит Пирлинг,— стал разъезжать по Европе, чтобы продавать свои наследственные права на звонкую монету. Последняя Андрею была тем более нужна, что Ватикан стал снижать ему пенсию»(10) . Поэтому, можно думать, когда царская греческая библиотека была в Риме и в его полном распоряжении, он выбрал из отмеченных ящиков более ценное, чтобы торговлею с рук поддерживать свой скудный паек. Такой была в его руках и хризобулла(11) на пергаменте с пурпуровой подписью и золотой печатью. Хризобулла была в его руках в 1483 г. Можно только догадываться, что он специально [...] приезжал в Москву, чтобы погреть руки в отцовских сундуках, которые сам же и устраивал в подземном аристотелевском сейфе в Московском Кремле. По тому же, надо думать, делу приезжал он в Москву и в 1490 г.: доступ в подземную библиотеку ему был беспрепятственно открыт! Ведь это он с отцом спас ее от погрома турок, на радость человечеству; ведь это он один (Софье было не до того) заботился о благополучной доставке бесценного сокровища в Москву; ведь это он с Фиораванти(12) (отцом и сыном) и с юным Солари(13) размещал ее в новом, добротном, каменном подземном мешке! Ему ли было не рыться в ней свободно за «хризобуллами» разного рода?