Но и другое важное дело влекло его в Москву — сестра и ее неизменные претензии на византийское наследство. [...]
«Смотрела ли Софья Палеолог на Византию, как на свое приданое,— спрашивает Пирлинг,— и внушила ли эту мысль своему супругу?»(14) Несомненно, но только теоретически: фактическими правами на Византию она не обладала, Но была возможность приобрести это право: перекупить у брата первородство за «чечевичную похлебку» звонкой монеты. Может быть, она сама и вызывала его дважды с этой целью в Москву.
Андрей, во всяком случае, не прочь был поторговаться с сестрой. Ведь он уже дважды продавал свое первородство
54
(королям французскому и испанскому), почему не поделиться
им с родной и честолюбивой сестрой. Для этого надо было лично ехать для переговоров в Москву. В Москве, как отмечено, был он трижды. В первый раз в — 1472 г. и пробыл в Москве несколько лет, пока не прибыл и не построил подземного книжного сейфа Аристотель. Во второй раз пробыл в Москве с год (1480 – 1481 гг. );
в третий раз пробыл шесть лет ((1490 — 1496 гг.).
«Русские летописи выказывают ему мало сочувствия; они сухо отмечают, что одно из посещений брата стоило царевне Софии немало денег»(15). Последнее обстоятельство вызывает у Пирлинга подозрение: «Не вступил ли Андрей в сделку со своей сестрой и, как новый Исав, не продал ли он за деньги права своего первородства?» (16)
Думается, это сомнению не подлежит.
У Кремля с Византией кроме многих других была еще одна общая черта; и там и здесь могли происходить события, и даже целые дворцовые перевороты, результаты которых обнаруживались, но их подробности оставались тайною.
Удивительно ли, что не только судьба права на Византию, но и конкретная библиотека византийская — эта глубокая династическая тайна Палеологов, раз попав в Москву, пребыла непроницаемою тайной вплоть до наших дней?
Какой же изо всего вывод.
Что Софья приехала в Москву не нищей бесприданницей, а царственной невестой с богатейшим приданым, какое только знал когда-либо мир.
ФРЕСКИ. Брак, так нашумевший в истории, удостоился даже
особой фрески, обессмертившей его.
Об этой фреске писано уже кое-что, но неясностей в тех
писаниях много, а туману еще больше,
Лично я в Риме фрески не изучал, фотоснимка с нее, изданного в томе ХV «Записок Московского археологического института» за 1912 г. в трех просмотренных экземплярах этого тома, в Ленинской библиотеке не оказалось, и сделать что-либо в этом смысле названная библиотека не могла, [...]
Привожу поэтому высказывания писавших о фреске, представляя читателю самому выбирать вариант, который ему представляется наиболее вероятным.
Первым писал о фреске Ф. И. Успенский.
«В одной из римских церквей, обращенных в настоящее время
в больницу, есть фресковая живопись, представляющая Сикста IV,
окруженного государями, лишенными своих царств. Между представленными здесь фигурами должна находиться и Софья
55
Палеолог, как можно заключить из латинской надписи (в шесть строк), в которой упоминаются имена Андрея Палеолога, Леонардо Токко и Софьи Фоминичны Палеолог. [...] Фреска — это живопись, современная событиям, и потому должна представлять портреты Андрея и Софьи Палеолог и, конечно, заслуживала бы издания»,
Ф. И. Успенский запросил о фреске настоятеля русской церкви в Риме, архимандрита Пимена. Тот ответил: