- Здравствуйте, регистратура центральной городской больницы слушает вас.
- Мне нужны... - Внезапный кашель охватил его, но спустя пару секунд отступил. - Мне нужны сведения о поступившей вчера вечером в морг Анастасии Громовой.
- Минуточку. - С другой стороны линии повисло молчание. Только изредка доносился еле уловимый шелест бумаг и бесшумная ходьба медсестер, а затем прервались и они. - Громова Анастасия Евгеньевна поступила вчера в девять часов вечера.
- Да-да, это она, - торопливо подтвердил Дима, поднялся и сел на кровати, - скажите, когда можно провести опознание?
- Вообще-то, его провели еще вчера родители девушки. Вам лишь остается ждать судебно-медицинского заключения, а потом сможете забрать ее. - Девушка помялась, ненадолго замолкла и неуверенно выразила соболезнования. - Мне очень жаль, что так вышло. Не опускайте рук, жизнь, в любом случае, продолжается.
- Спасибо. - Сухо проговорил Дмитрий и поднес палец к выключателю, но тут же вспомнил про жену Евгения Владимировича, которая слегла с приступом сердца. - Громова Вера Юрьевна, скажите, что с ней?
Снова по ту сторону повисла короткая тишина, сопровождаемая перелистыванием бумаг и быстрыми шагами девушки.
- К сожалению, состояние пациента до сих пор критическое. Посещения на данный момент невозможны.
- Спасибо, я перезвоню завтра.
- До свидания. - Попрощался женский голос и оставил после себя протяжный омерзительный телефонный звон.
Дима выдохнул. Закрыл глаза, прикоснулся к вискам - в них отдалось покалывающей болью - и подумал, что сегодня заходить в комнату Евгения Владимировича он не станет. Ему не хотелось встретить его бледные, наполненные туманом отчаяния, глаза. Не хотелось находиться рядом с ним, потому что он ощущал смерть, близкую смерть, которой все еще удавалось проворно скрываться за старческой спиной, но Дима чувствовал ее гнилое дыхание, колебания темного савана, что разносят по дому смердящие потоки дуновения и взгляд откуда-то из вне, отнимающий безопасность даже в собственном доме. Несомненно, тепло сердца покидало Евгения Владимировича. Он умирал. Пусть медленно, но умирал.
Больше всего Дима боялся, что ночной кошмар вмиг обратится дневным и будет калечить его ослабевшую душу на протяжении всего бесконечно плетущегося времени. Он так боялся перейти черту под названием «нормальность», так не желал селить в своей голове искры безумства, что порой, вздрагивая, он вытягивал руку перед собой, подолгу смотрел на синеватые вены, прислушивался к размеренному пению дождя, и подозревал: разум незаметно сдвигается, будто вибрирующий мобильник, который оставили на самом краю стола, и он вот-вот соскользнет вниз. Падение - вот чего всеми силами избегал Дима.
Что делать в такие моменты? В голове было пусто, но Дима почему-то чувствовал, что упустил очень важную деталь. Он должен совершить один из самых сложных обрядов, который обычно сопровождается слезами, криками, резкими обрывами связи или самым жутким... молчанием.
Страшнее всего, сказали бы многие люди, потерявшие своих близких, - это во время оповещения об утрате одного из членов их семьи слышать немую тишину из другого конца динамика. Вы слышите свой монотонный голос, который, насколько может показаться, говорит слишком громко и не достаточно сочувствующе. Вы слышите, как внутри сердце начинает набирать скорость, чувствуете, как трудно становится дышать, и сознание готово вот-вот покинуть тело, однако ноги все равно держат вас, не дают упасть и прекратить скорбное вещание, сколько бы этого не хотелось.
«Мобильник, - пронеслось в мыслях у Димы, - я должен обзвонить всех родственников!»
Он посмотрел на телефон, все еще сжатый в правой руке, и в какой-то момент, осознавая для себя, что не сможет рассказать об этом ее родственникам, захотел изо всех сил швырнуть его в стену. Так, чтобы все содержимые механизмы, стекло и кнопки разлетелись на миллионы невидимых частиц.
Да, сегодня Дима решил никому не сообщать о смерти Насти. Он хотел оградить себя от вечно торопящегося мира, от серой рутины труда и людей. Просто лечь и смотреть в потолок казалось сейчас самым разумным решением. И только один...
...есть всего один человек, которому Дмитрий в некоторых случаях доверял даже больше, чем себе.
Дима приложил мобильник к уху и подошел к большому пластиковому окну.
Серые тучи безмятежно плыли на север. По пустой игровой площадке ветер гонял кем-то изрезанный продуктовый пакет; он взмывал вверх, вероятно, с желанием коснуться небес, но тут же со скоростью срывался вниз. Вдалеке, за грустными рядами жилых домов, гудели автомобили,
на остановках, имевших верхнее прикрытие, толпились люди. Кто-то из них нервно курил и думал о том, что опоздает на работу из-за пробок на скользких дорогах, а кто-то просто был недоволен дождливой погодой. Серый занавес из дождя придавал городу особый облик: печальный, заброшенный и равнодушный.