Правая рука Насти поднимается вверх и останавливается на уровне испуганного лица Димы. Два средних пальца переломаны, их фаланги выглядывают из-под покрытия посиневшей кожи. Сквозь намокшее платье видно, что ее правая ключица раздроблена, и она также впадет внутрь тела. От одной только попытки представить в каком состоянии ее ребра, Диму выворачивает. Он мысленно видит, как некоторые части ребер, в момент столкновения с фургоном, издают дикий треск и вонзаются в желудочную полость. Его тут же выворачивает, к горлу подбирается ком тошноты, а ноги, словно травинки, подгибаются под тяжестью тела.
Настя продолжает смотреть ему в глаза. Ее когда-то голубые радужки стали серыми и почти сливались с белком. Когда-то аккуратный нос превратился в уродливое месиво из трупного мяса и раздробленных костей. Все, что оставалось в ней неизменным - имя.
В какой-то момент Дима собирается с силами, тяжело выдыхает и, слава богам, успешно вырывается из мерзких оков трупа. Он выбегает в коридор, в ужасе забывает, где находится дверь квартиры, но спустя пару секунд дергает серебряную ручку. Та, проделав движение в пару ничтожных сантиметров, замирает. Дима судорожно дергает ей, изо всех сил толкает преграду плечом, но и это впустую. Оглядываясь, он старается найти маленький ключ - спаситель. Взгляд быстро скользит по телефонной полочке, прибитой им к стене еще в том году, по тумбочке со сменой обувью, маленькому журнальному столику, находящемуся в проходе зала, но ключа нигде нет.
И тогда, хлопая уличную одежду по карманам, его разум испытывает новую волну ужаса. Еще более сильную и глубокую. Ведь в том, что ключи по обыкновению остались в его комнате, виноват он. Усталый и сломленный болью, Дима расположил отца в его спальне, а сам, не снимая вечерний смокинг, улегся в соседей комнате, где когда-то жила Настя. Ключи от квартиры остались во внутреннем кармане пиджака.
Внезапно, из его комнаты раздаются шаркающие шаги; такие он слышал, когда говорил с Виком по телефону. Неуклюжие, но, к счастью, слишком медленные (или ему так только казалось?)
Дима в растерянности бежит обратно по коридору, сворачивает налево. Перед ним дверь ванной, но он минует ее и влетает в комнату Евгения Владимировича. Тот спит, будто ничего не слышит, хотя Дима пару раз громко окликает его.
Заблокировать дверь, то есть, подпереть ее казалась самым верным и единственным решением. Огромный шкаф, где хранилась большая часть одежды и коробок со старыми вещами, сдвинуть не удалось; даже на пару сантиметров. Этот старый пыльный гигант будто прирос к полу. Оставалась средних размеров тумба с выдвижными полками и одно продавленное кресло.
Он подбегает к тумбе и с ужасом замечает вместо ножек, на которые она должна упираться, черные колеса. Она катиться, значит, скорее всего, не будет надежной опорой. Ему придется толкать ее из последних сил, а если вздумает сдаться - умрет он и Евгений Владимирович.
За пару мгновений, тумба с грохотом упирается в двери, за ней следует кресло (благо, оно держалось на ножках). Дима всем телом наваливается на спинку и замирает.
Шаги... Шаги сонного человека приближаются. С каждым разом все ближе, и Дмитрию кажется, он слышит дыхание, хотя не уверен, принадлежит ли оно ей. Эти слова, словно корабль среди яростного шторма, бросали его сознание из одной стороны в другую; в хрупкую реальность и безумие, царившее над ней.
«Мертвые не дышат, - говорил его внутренний голос, - им попросту не зачем это»
Шаги прекратились, потому что тело Насти глухо ударилось о дверь. Странный глухой звук. Диме показалось, это ее переломанные ребра вошли чуть глубже. От этого снова замутило, тошнота резким движением подобралась к горлу, и на этот раз он не выдержал.
Несвязная речь Насти заставила его вздрогнуть и приподняться. Он вновь усилил сопротивление.
- Гхим... а, - звук был хлюпающим и одновременно сухим, ей мешали переломанные и вдавленные зубы, - гхма, пхости... Я опоздала на свигание...
Он всем сердцем хотел не понимать ее слов, всем оставшимся разумом отвергал существование этих слов, но то, что говорила Настя, было вполне разборчивым. По крайней мере, для него. Он все понял. Каждое слово, будто нож вошло в грудь и прокрутилось пару раз.
- Гхима... я опозгхала но хеперь мы буггг вмехте навс... да.
И тут его сердце не выдержало. Он попятился назад, крича слово «Нет!» во все горло. Руки закрыли лицо, и Дима, споткнувшись, рухнул на пол. Дверь комнаты протяжно заскрипела, словно толчок Насти выковыривал металлические петли. Кресло заскользило вперед, слегка наехав на его ноги, а тумбочка, как и предполагалось, не стала надежной опорой.