— Поживем — увидим, — сказала она. — И все-таки что ты о нем думаешь?
— Ну, он руководит своим отделом.
— Тоже мне, отдел. Богадельня. — Она шлепнула ладонью по компьютеру. — Для начала, этой рухляди место в музее. Вот с этой дрянью мы должны ловить злоумышленников? Проще выйти на Оксфорд-стрит с опросным листом и донимать прохожих: «Простите, сэр, вы, случайно, не террорист?»
— Сэр или мисс, — поправил ее Маркус и добавил: — От нас не ждут, что мы кого-нибудь поймаем. Предполагается, что нам все это надоест и мы пойдем работать в охранную фирму. Но дело в том, что нас перевели сюда в наказание, а Лэма — нет. А если его и наказали, то ему это нравится.
— И что?
— А то, что он знает, где прикопаны трупы. Многие сам и прикопал.
— Это метафора?
— У меня по литературе была двойка. Метафора для меня — закрытая книга.
— По-твоему, он ловкий?
— Он, безусловно, тучный, пьет и курит, а все его физические нагрузки сводятся к тому, чтобы снять трубку с телефона и заказать доставку карри. Но раз ты об этом упомянула, да, по-моему, он ловкий.
— Может, когда-то и был ловким, — сказала Ширли. — Но какой смысл в ловкости, если ты такой нерасторопный, что ловчить не успеваешь?
Однако Маркус так не считал. Ловкость — психологической настрой. Лэм подавлял уже одним своим присутствием, и о том, что он представляет угрозу, ты не догадывался до тех пор, пока он не уходил, оставив тебя раздумывать, почему и как в глазах только что потемнело. Разумеется, это было личное мнение Маркуса. Он мог и ошибаться.
— Наверное, — сказал он, — мы это выясним, если побудем тут подольше.
Выйдя из автобуса, Лэм потер пальцем глаз, что придало ему горестный вид, ну или такой, будто у него там зачесалось. Начальник автобусного парка выглядел так, словно ему было неловко наблюдать за скорбью постороннего, а может, он заметил, как Лэм шарил за подушками сиденья, и теперь придумывал, как бы половчее об этом спросить.
Дабы пресечь подобные попытки, Лэм сказал:
— А где водитель автобуса?
— Водитель? Тот, который был за рулем, когда…
Да, когда мой братец откинулся, подумал Лэм, кивнул и снова потер глаз.
Водитель не горел желанием обсуждать с Лэмом строптивого пассажира, считая, как и всякий водитель автобуса, что хороши только те пассажиры, которые покидают салон самостоятельно. Однако едва начальник парка, в последний раз выразив соболезнования, удалился к себе в кабинет, а Лэм во второй раз за утро намекнул, что у него в кармане двадцатифунтовая купюра, водитель стал разговорчивее.
— Эх, что тут скажешь… Сочувствую вашей утрате, — буркнул он, явно обрадованный возможностью поживы.
— Он с кем-нибудь разговаривал? Может, ты заметил? — спросил Лэм.
— Вообще-то, наша обязанность — следить за дорогой.
— А до того, как вы отъехали?
— Что тут скажешь… — повторил водитель. — Там был чертов цирк с конями. Тысячи две пассажиров сняли с поездов, а нам пришлось их развозить. Так что нет, извините, но я ничего не заметил. Он был один из многих, пока не… — Тут он сообразил, что направил разговор в тупик, и завершил предложение невнятным: — Ну, сами понимаете.
— Пока автобус не приехал в Оксфорд с трупом на заднем сиденье, — услужливо подсказал Лэм.
— Ну, он помер тихо-мирно, — обиженно буркнул водитель. — Я скорости не превышал.
Лэм посмотрел на автобус, выкрашенный в фирменные цвета, красный и синий; низ автобуса был заляпан грязью. Самый обычный автобус; Дикки Боу вошел в него, но не вышел.
— А в поездке не произошло ничего необычного? — спросил Лэм.
Водитель уставился на него.
— Если не считать трупа, — пояснил Лэм.
— Извини, дружище. Все было как обычно. Забрал на станции, высадил в Оксфорде. Оно мне не впервой.
— А что случилось в Оксфорде?
— Ну, все высыпались, как горох. Там уже поезд ждал. А пассажиры и так уже на час задержались. И дождь шел. Так что никто не мешкал.
— Но кто-то ведь обнаружил труп.
Водитель странно посмотрел на него, и Лэм, догадавшись почему, исправил ошибку.
— Ричарда, — скорбно прошептал он; они ведь были братьями. — Дикки. Кто-то же заметил, что он умер.
— Да, там сначала пассажиры засуетились, но он уже мертвый был. Один из пассажиров, доктор, остался с ним, а остальные рванули на поезд. — Водитель помолчал. — Он такой был упокоенный, брат ваш.
— О такой смерти он и мечтал, — заверил его Лэм. — Он любил автобусы. А ты что, вызвал «скорую»?
— Ну, ему уже было не помочь, но да. Я весь вечер там проторчал, не в обиду вам будь сказано. Пришлось давать показания и все такое, да вы же знаете. Вы ж брат его.