Мы отстояли с минуту, пока ехал, даже не думал, что настолько соскучился по ней. Она громко сглотнула ком в горле, отстранила меня на вытянутые руки, не отпуская, глаза красные, на щеках дорожки от слез. Быстро осмотрела с ног до головы.
— Цел?
— А что со мной случится? — весело ответил я, — может, в дом войдем?
— А? — в глазах застыл немой вопрос, — пошли.
В доме пахло краской и чем-то тяжелым, аж дыхание сбилось. Не люблю я эти дачи.
— Ты, наверное, есть хочешь? — Она тут же засуетилась, захлопала холодильником, зашла газ. Сама улыбается сквозь слезы.
А я сидел, как пришибленный, блаженный, довольный и безмятежный. Я дома. Я опомнился, когда чайник отчаянно засвистел, намекая — пора бы снять с пламени. Достал с полки кофе, залил кипятком, не найдя сахар, крикнул.
— Ма, где сахар, — она, как ошпаренная, вбежала на кухню, — ты чего, Ма?
— Ты звал?
— Хватит плакать, — впервые вижу ее такой расстроенной, — я дома, все хорошо. Когда отец придет?
Зная активность своего родителя, я уверен, сейчас где-нибудь что-нибудь организовывает. Ничего, узнает, что сын дома, придет, надо подумать с чего начать рассказ. Мама подошла ко мне вплотную, надавила пальцами на плечи, заставляя сесть, затем все весом навалилась на плечи, я сжал ее руку. Испереживалась вся.
— Отца больше нет? — едва уловимо прошептала мне в ухо.
— А где он?
— Он умер, — капля упала на шею, затем еще одна.
— Ага, а когда вернется?
— Никогда.
— Ма?
— Его убили.
Мозг четко воспринимал слова, но отказывался принимать информацию. Отец мертв, этого не может быть, я же с ним недавно говорил, я же приехал.
— Мам, это не смешно, — она ревела навзрыд.
Меня накрыла пелена, деля сознание напополам, одна часть ни в какую не принимала сказанное, другая толкнула тело вверх, пытаясь скинуть тяжесть с плеч. Потом я кричал или стонал, может ревел, внутри все разрывалось, все мироустройство сгорало, превращаясь в прах. Долбанный конец света не мог сравниться с потерей отца, их даже ставить на одни весы было тошно. Я не помню, сколько продлилось помутнение, я не помню, что в это время делал. Просто в один миг осознал, что держу кружку в руках, а кипяток обжигает горло. А внутри пустота, и полная безысходность.
— Как это произошло? — мама сидела напротив, растрепанная, с мрачным серым лицом, заговорила тихим без эмоциональным голосом. Словно заучила текст, начала издалека.
Когда пришла Беда, они приехали на дачи, всюду был хаос, все бегали с большими глазами и требовали помощи немедленно, хоть от кого. Тогда мужики из охотничьего коллектива взяли дело в свои руки (большинство из них занимали руководящие посты, так что командовать умели), обуздали паникеров, расселили остальных, накормили, объяснили политику партии, сильно ярых успокоили. Вообще наладили быт на первых порах. Потом ездили пару раз в город собирать семьи, ну и провиант с другими вещами первой необходимости. Всего за пару дней собрался правящий костяк, отец, естественно, примкнул к ним, хоть и не в первых рядах, но мнение его учитывалось. Когда показалось, что все налаживается, и отморозки поутихли, а отец смог уговорить съездить за мной. К вечеру подрулили два черных "джипа", из первого вышли два мужика, представительного вида. Их встретили с ружьями наперевес, но те улыбались, руки вверх, мол, приехали контакты налаживать, ведь жить надо мирно и так далее. Вообще договорились о сотрудничестве, пожали руки да распрощались. Но с утра с первыми лучами солнца снова приехали, уже на трех машинах, вылезла куча народу, в основном, бритые крепкие парни, и один из представительных. И разговор, как говорится, сразу не заладился, главный четко, без всяких расшаркиваний, заявил: теперь они будут защищать близлежащую территорию, а за защиту требует выплачивать дань. Размер налогов они определят сами. Молодчики начали было по-хозяйски расходиться по поселку, но не на тех нарвались, большинство из правящего костяка начали свои дела в лихие девяностые. Поэтому прекрасно понимали, как общаться с данным контингентом. В общем, быстро и доходчиво пояснили, что дела так не делаются, даже постреляли для убедительности. Бритые поняли, с наскока взять не выйдет, собрали тела, извинились и уехали. Это если в общих чертах и без излишних деталей говорить. Тут и дураку понятно, этим все не закончится, начали готовиться к нападению. Поутру снова явились, на одной машине с белой тряпкой на антенне, приехал уже второй представительный, руки к небу, извинился. Мол, тот мудак, уже не с ними, дескать беспредельщиком оказался, а они все белые и пушистые. Ему, понятно, никто на слово не поверил, но и стрелять не стали, послали с миром и даже вежливо. Он заулыбался, махал ручкой, типа, все понял, будем исправляться. Тут бы и сказочке конец, если бы это была сказка и не, мать ее, реальность. Через день, как по часам, с утра снова явились, черный "джип", белая тряпка на антенне, у почтенного лицо встревоженное, кричит — беда пришла, откуда не ждали, нужно срочно скооперироваться. Мужики собрались, а потом… тут мать умолкла, собираясь с силами… А потом отца и большинство мужиков расстреляли в спину, недавно спасенные.
Меня снова понесло, вскочил, в руках пистолет, а сам ору, требуя имя, на мать ору, совсем башню снесло. Успокоился только на крыльце, когда мать водой в морду плеснула. Сполз на лавку, свесил руки, пистолет упал на бетонный пол. Твою же… слов не хватало. В дом вернулся, как механическая игрушка.
Что за дерьмовый мир, спасся от мертвяков, вытащил кучу народа и умер от гребанного предателя.
— Почему вас не тронули?
— Им не нужны трупы, им нужна рабочая сила. Мужчин всех загнали на стройку. Женщин половину увели куда-то… Жен бунтовщиков по домам загнали.
— Надо уезжать.
— Но как? Никого не выпускают, — она охнула, прижимая руки к груди.
— Ма, лучше поедем. Я же не выдержу, — слова драли горло, как колючая проволока.
Я исподлобья смотрел на сборы матери, а в голове засела циничная мысль, уеду, но вернусь и убью тварь, стрелявшую в отца. Даже клясться не стану, незачем, ведь это единственное правильное решение. Допустим, вышел бы я сейчас, нашел эту мразь, убил бы, а как матери потом жить, потеряв двух любимых людей сразу. Да и навряд ли после моей выходки ее оставили бы в живых. Тем более умирать из-за урода я не собираюсь. Сейчас главное уехать, собраться с мыслями, придумать план и с холодной головой осуществить задуманное.
Закидав нехитрый скарб в багажник машины, вырулил на дорогу, мать на заднем сидении, лицо испуганное, глаза красные от слез. Подъехал к пропускному пункту, лопоухий с кислой мордой подошел к машине.
— Выезд запрещен.
— Это ты главному скажи. Быстро поднял шлагбаум, — заорал я, особо не прикладывая усилий, — или я…
Договаривать не стал, просто многозначительно замолчал, подействовало, парень с испугано захлопал глазами, открыл рот, но не издал ни звука.
— Ну, — зарычал я.
Шмыгнул носом, нервно схватил бревно, сдвигая его в сторону. Я утопил педаль газа, чересчур резко сорвался с места, мельком глянул в зеркало заднего вида, пацан сосредоточенно что-то говорил в рацию. Поздно каяться, сын мой, когда черти в котел пихают, выскочила злая мысль. Я повернул машину в сторону столицы, сам не знаю отчего. Когда мысли более-менее пришли в порядок, свернул на проселочную дорогу, а то еще кинутся в погоню, наказывать дерзких жителей, чтоб уроком для остальных стало.
Что дальше? Я покосился в зеркало заднего вида, мать смотрит в окно, сложив руки на колени, губы плотно сжаты, а на лбу выступили морщины, верный признак, она погрузилась в раздумья. Надо и самому подумать, нечего взваливать эту ношу на ее плечи.
Так куда рулить, где прятаться? В уме перебрал всех родственников, бабушек с дедушками у меня не осталось, умерли, по вполне естественным причинам. У матери есть сестра, но она уже лет так пять живет за границей, связь мы с ней почти не поддерживаем, не считать же ее редкие приезды на пару дней. Да и не доберемся мы до нее, скорей всего. У отца есть два брата, но там еще хуже, оба живут где-то в Сибири, в каком-то глухом городишке, из-за визового контроля к нам вообще не приезжают, так, звонят по праздникам и все. Будь отец жив (мысль пустая без привязки к эмоциям, еще не верю), можно было рискнуть, а так, матушка Русь куда опаснее, чем чопорная Европа. Что осталось, друзья? У меня их не осталось, школьные после разъезда по институтам как-то потерялись, переписываемся, конечно, но я сейчас фиг найду, без мобильной связи. А вновь приобретенные… даже вспоминать не хотелось.