— Вся твоя история с Мартином Мартином уже давно забыта, Рег, — зевает другой парень. — Потому что, во-первых, она изначально ничего особенного собой не представляла — просто толпа придурков носилась по улицам, поджигая дома всяких там педофилов… А главное, потому что в том же году у всего мира появились более серьезные проблемы.
— Да, Рег. Такие проблемы, как вступление Китая в войну на Ближнем Востоке и крах американской империи.
— Распад Европейского союза.
— Отключение электричества по всей Европе, Рег. То есть действительно серьезные проблемы настоящей истории. Важные вопросы, а не эти мелочи.
Эти умненькие мальчики все наседают на бедного Рега. Явно они уже в сотый раз говорят ему, что он просто идиот.
— Рег, мы все это уже слышали раньше. Это похоже на ту дурацкую историю про Священный Грааль, с которой все так носились некоторое время назад. В общем, если не одна какая-нибудь глупость, от которой все сходят с ума, так другая… Если ты все-таки напишешь свою диссертацию именно об этом, то точно не получишь степень и будешь жить в нищете среди всех этих придурков. Будешь носить свитера с дырами на локтях — это еще в лучшем случае… А в худшем — будешь шляться по улицам, собирая бутылки и копаясь в мусорных баках в поисках еды. Попомни мои слова, Рег, старина. Не будь же ты таким чертовски упрямым. Это просто смешно.
— Это совсем не смешно. Это… — Рег пытается подобрать нужное слово и находит, — это важно. — Остальные молчат. Просто смотрят на него с удивлением и сожалением. — Разве вы не понимаете? — продолжает Рег. — Элита, стоящая у власти, всегда затыкала рот населению с помощью своих «игр разума». Именно это у них получается лучше всего. Именно для этого они, собственно, и существуют — дурачить народ!
Приятели Рега переглядываются — в глазах у них пляшут искорки смеха. Рег и его проповеди…
— Послушайте, — говорит он, злясь оттого, что над ним насмехаются и совершенно не принимают всерьез, — в тысяча девятьсот четырнадцатом году наша страна была на грани революции; рабочий класс сплотил свои ряды против капитализма. А потом разразилась Великая война, и рабочих миллионами послали умирать в грязи и нечистотах. Что было очень удобно для элиты.
— Так, по-твоему, Первая мировая война была организована британским правительством, чтобы успокоить кучку строптивых шахтеров? Это ты хочешь сказать, Рег?
— Не все так просто, но, в принципе, именно так это и работает.
— Скажи мне вот что, Рег. Как это правительство смогло избавиться от любых свидетельств и улик, касающихся Мартина Мартина? Если он был такой важной фигурой, почему же о нем так мало данных? Где книги о нем? Исторические свидетельства? Почему тогда все, кто обладает здравым смыслом, соглашаются, что вся история с Мартином Мартином — это лишь просто причудливый эпизод, длившийся всего два-три дня и схожий с дождем из лягушек или кругами на полях?
— Потому что именно правящая верхушка определяет, кто обладает «здравым смыслом». Именно она устанавливает правила для дебатов, она руководит средствами массовой информации, и именно она делает изгоями и нищими всех, кто с ней не согласен. Ты, Дэйв, получишь почетное звание и прославишься как ученый за свою работу о Китае, потому что она находится в русле современной правительственной пропаганды. У тебя будет блестящая карьера, ты станешь профессором в каком-нибудь университете. А меня задвинут в угол, и надо мной будут насмехаться. Меня не будут печатать, меня будут считать сумасшедшим.
— Точно. Именно так и говорили про Эрика фон Дэникена, — говорит Дэйв и смеется. Смеются и все остальные.
— Дневники Гитлера! — восклицает другой умник, и все смеются еще больше.
— Оскар Кисс Маерт! — кричит Дэвид.
Другой парень кричит:
— Лгуны! Мошенники! Жулики!
Теперь они так сильно хохочут, что чуть ли не валятся на пол.
Успокоившись, один из парней заговаривает с Регом, понимая, что они, наверное, зашли слишком уж далеко. В конце концов, они же его друзья. Они ведь его правда любят и теперь видят, что рассердили его.
— Послушай, Рег, — говорит этот парень участливо, — мы, конечно, не считаем тебя психом. Хотя, честно говоря, ты изменился после того, как добровольно участвовал в этих медицинских экспериментах. И мы согласны, что от всей этой истории с Мартином Мартином попахивает правительственным заговором, как от истории с убийством Джона Кеннеди или, если хочешь, от истории с высадкой астронавтов на Луне. Просто дело в том, что, если ты хочешь чего-то добиться во время учебы, тебе нужно чуть больше сосредоточиться на экономическом чуде современного Китая.
И Дэйв вторит этому парню:
— Именно, Рег! Именно на этой теме тебе стоит сосредоточить свои значительные интеллектуальные способности. Знаешь, я уже нашел издателя для своей диссертации. Думаю, я назову ее «Коммунизм и капитализм: чудесный союз». Я буду ездить по всему миру, Рег. Миру нужны политические философы, поддерживающие официальный политический курс своей страны. А твоя абсурдная навязчивая идея о Мартине Мартине заведет тебя в никуда. Почему бы тебе просто не забыть о ней и не присоединиться к остальным, чтобы добиться в жизни как можно большего?
Все согласно кивают.
— Рег, подумай. Ведь нельзя же автоматически считать, что, раз правительство назвало Мартина Мартина отвратительным мелким шарлатаном, он не был отвратительным мелким шарлатаном, — говорит тот, другой парень. — Защита давно умершего телевизионного парапсихолога-самоучки не принесет никакой пользы твоей карьере, Рег. Наш университет — не то место, где можно корпеть над всякими сумасшедшими теориями. Здесь ты готовишься к тому, чтобы войти в элиту.
— Совершенно верно, — говорит Дэйв. — Чтобы у тебя был огромный дом и куча бабок в банке. — После этих слов оба критика Рега опять начинают хохотать до упаду.
A Рег лишь не отрываясь смотрит в пол. Я вижу, как покраснели его уши. Он очень зол, ему все это до чертиков надоело, но его приятелям кажется, что ему стало стыдно. Они думают, что все это шутки. Но это совсем не шутки.
Бедный старина Рег — непризнанный апостол.
Вот Рег снова, только уже вечером. Может быть, в тот же день, а может быть, и через год. Его лицо освещено голубым светом компьютерного монитора, он что-то усердно печатает. Вокруг него сложенные в стопки пожелтевшие вырезки из старых газет. И еще куча страниц, исписанных почерком Рега. На некоторых страницах — стрелки, указывающие на другие страницы. На некоторых — отдельные слова и целые фразы обведены жирными кругами и отмечены восклицательными знаками. А на стене пришпилено булавками еще больше всяких вырезок и исписанных страниц.
Я вижу слова, которые печатает Рег, вижу, как они появляются на экране его компьютера:
«В следующем мы можем быть совершенно уверены: Мартин Мартин родился в Лондоне в конце двадцатого столетия, а умер он тридцать три года спустя, когда возвращался в Лондон. Но мы не знаем точно, как он умер и почему».
После этих слов Рег перестает печатать и трет подбородок ладонью. Раздается царапающий звук. Рег небрит, у него начинает расти молодая бородка. Потом он опять продолжает печатать.
«Мое предположение таково: когда среди нас появился Мартин Мартин, жизнь на Земле изменилась, и его смерть была убийством. Я верю в то, что он пришел к нам неспроста и что правительство стало бояться его способностей и того послания, которое он собирался передать всему человечеству. Его влияние ослабило бы власть государства, которое в конечном итоге, совсем бы зачахло и умерло, когда сила отдельных людей превзошла бы силу государства.
Они знали, что Мартин Мартин обладал даром видеть насквозь всю их ложь. Государственные системы по всему миру рухнули бы, если бы простые люди научились понимать истинные мотивы поступков власть имущих.
Прекратились бы войны за нефть. Власть имущие перестали бы набивать свои карманы за счет голодающих миллионов. Прекратилась бы болтовня по поводу защиты будущего планеты от парникового эффекта, и стали бы приниматься действительно эффективные меры. Только представьте себе мир без военно-промышленного комплекса! Только представьте себе мир, в котором бы между всеми людьми появилась связь, основанная на любви и сострадании, и в котором все злодеи были бы уничтожены, потому что их выдавали бы их собственные мысли!