Пастух здраво понимал, что его деловые гулянья по улицам поселка конечного смысла не имеют. Визит ли в контору поселка с требованием показать, например, схемы охранно-пожарной сигнализации в домах, если они есть в конторе, попытка ли постучаться непосредственно в тот или иной дом и посмотреть на месте, что за системы ОПС стоят там-то и там-то… Бредово и, главное, опасно. Если, не дай Бог, что-то когда-то в срок произойдет, то любой гондон из местных вспомнит сомнительного пожарного инспектора в костюмчике из смесовой ткани, задававшего вредные и подозрительные вопросы.
Нет, конечно, ничего такого по-детски наивного и по-взрослому опасного Пастух делать не собирался. И с чего этот любой гондон должен решить, что смесовая ткань – первый признак пожарного инспектора? Вот уж нет! Электрик, водопроводчик, слесарь, сварщик, плотник, каменщик – да мало ли кто весь день по поселку шатается! И все с ног до головы в смесовой ткани. Разве упомнишь…
А он, Пастух, ничего с собой поделать не мог. Бинокль – вещь отличная, но ему, Пастуху, всякий раз зачем-то надо было… ну, как поточнее?.. подышать воздухом творимого им события. Так? Все равно – не точно… Он знал откуда-то заграничное слово «амбьянс», нашел в словаре варианты перевода: среда, атмосфера, обстановка. Ну, где-то так. Но ему не нравились русские синонимы – привычные, обыденные, давно обкатанные во рту. А вот амбьянс… Что-то необъяснимое, но существующее – жарко или холодно, дождь или ветер, лес или поле, а еще запахи – стен, вещей, тела…
Вот на войне никакого амбьянса не было: гарь, грохот, жара, явь как сон и наоборот.
И лица, лица, лица…
Часто – как раз в прицеле.
А там, далеко, уже на пороге юности, когда брат жил обок и был совсем маленьким и беззащитным, и недоедал, как все в детдоме, а эта жирная и потная сука била брата по лицу почему-то красными лапами, обклеенными, обвешенными сырым тестом для пирога с черешней, била, потому что брат украл из алюминиевого таза малую горсть ягод.
Они были – для пирога.
Суке не повезло. Она упала в колодец. Вечером следующего дня. Пошла по воду и упала. Так вышло. Похоже, ведро уронила и стала высматривать его в черноте сруба. Слишком глубоко заглянуть старалась…
Повар плакал, когда ее вытянули наверх. Она ему и женой-то не была толком. Так, жили…
Жалко было повара, хороший мужик. Еще не сильно старый, другую найдет.
И нашел всего ведь месяц спустя. Доброй она оказалась, жалела пацанов, особенно – мелких возрастом.
А черешневый влажный запах – это и был его, Пастуха, амбьянс. Тогда он не знал красивого французского слова. Много позже узнал…
Короче, за тем он и гуляет по поселку. Чтоб потом легко, когда захочется, восстановить в памяти очередное сочиненное им событие и в реальность им же воплощенное, и странно, сладко переживаемое вновь и вновь – бесконечно, по сути…
А восстанавливать прожитые события легко как раз по амбьянсу, если кто не понял.
В поселке томились запахи не известных Пастуху цветов, где-то далеко скошенной травы, свежей масляной краски и чуть плавящегося от жары асфальта. Небо над поселком было чистым и белесым, а солнце – круглым и в дымке. А поверх всего откуда-то плыл запах гари. Или Пастух сочинил его. Но так все и запомнит. Сказано же: амбьянс…
Он уже обошел полпоселка и снова вернулся к калитке, ведущей на пляж. Самое занятное, что за те полчаса, за которые он быстрым шагом отмотал по улочкам что-то около полутора километров, никто навстречу ему не попался. Ни взрослый, ни ребенок, ни даже гуляющая сама по себе собачка. А и то объяснимо: понедельник, середина рабочего дня, солнце в зените, жара, собачки кемарят.
Краем глаза заметил: замок в калитке был. Обычный. Для длинного ключа с бороздкой. Простой довольно замок. Скорей всего калитка возникла не по генплану, а по жизни. Кому-то – тому же Мэру – понадобился близкий выход на трассу для бега. К общей сигнализации неплановый вход-выход не успели подключить, или не дотумкали, что странно. Но – факт. И еще странно: Пастух вчера был здесь около шести утра и не видел, чтоб кто-то из охраны отпирал калитку. Выходит, не заперли на ночь.
Еще одна вольность, позволенная себе Мэром?
Не жалеет он себя, ох, не бережет…
Хотя открыть самый витиеватый калиточный замок – как два пальца об асфальт.
Протрясся по грунтовке, выбрался на шоссе. Ехал – прикидывал: с Мэром что-то худо-бедно вырисовывается, а вот что с его женщинами делать? Та, левая, молодая и несытая, где-то в отъезде. Вот-вот вернется. Лучше бы не возвращалась покамест. Ничего личного, просто она, вернувшись раньше срока, может невзначай вмешаться в план Пастуха. Да если даже и в срок, тоже хреново. Соседка сказала: в среду она приезжает. Или в четверг – на крайняк. Не к месту и не ко времени. Среда, как решил Пастух, станет последним днем его пребывания в Городе-на-Реке. По задумке финал этапа – четверг, пятый день, но зачем тянуть, если он, Пастух, все сможет успеть к ночи со среды на четверг. Или, лучше, к позднему вечеру среды. Надо подумать, как и где удержать даму сердца фигуранта. Без насилия, разумеется. Случай выстроить, время пока есть.