— Именно поэтому третьим по величине казино в Москве владеет твой троюродный дядя. Кстати - Аллах девиц лапать не запрещает? — Влад поймал зеркалом заднего вида пикантную сцену.
— Сейчас темно, — ухмыльнулся во все тридцать два белоснежных зуба татарин. — Он не видит. А может и спит уже –надо ж старичку отдохнуть когда?
— Значит, возражений нет, — утвердительно заявил Влад, въезжая на мост. — Тогда, с ветерком...
Но «с ветерком» не получилось — на Смоленской набережной пришлось проталкиваться через толпу, над которой реяли транспаранты и флаги всех цветов радуги, среди которых преобладал ядовито оранжевый — уже много лет, ассоциировавшийся со всякого рода «демшизой» — и сюда проросли метастазы «Рус-Майдана», вяло кипевшего уже несколько месяцев.
— Куда прешь, крыса! — грозил кулаком очкастой пожилой «демократке» лезшей прямо под бампер, непрерывно вопящего клаксоном «Лексуса», Вика. — Вали к своим шизикам, старая перечница!
— Дави их! — восторженно встрял с заднего сиденья Абульфазов.
Нет, «золотая молодежь» определенно «демократической оппозиции» не сочувствовала, -подумал Влад про себя. Да и с чего бы? Им сладенькие песни о «торжестве либерализма» набили оскомину еще в школе, как их родителям — байки о «светлом будущем для всех трудящихся».
— Когда, наконец, эту шушеру с улиц выметут? — пожаловалась, поправляя перед карманным зеркальцем абрис пухлых губок, Вика, когда человеческая круговерть осталась позади, сменившись реденькими, жмущимися к тротуарам группками, осененными каким-нибудь «Воров в погонах — к ответу!» или «Долой Курдюмова!» — Куда полиция смотрит?
Но впереди призывно сиял огнями культурно-развлекательный центр и мысли молодых людей, в предвкушении удовольствий, переключились на совершенно другие темы...
* * *
Подмосковье. 30 декабря 201...года. Четыре часа до времени «Ч»
Сергей лежал без сна, слепо уставясь в темноту широко раскрытыми глазами.
Он отлично знал, что нужно спать, что через несколько часов сыграют побудку и снова весь день, а то и боль-шую часть ночи придется «лётать», как и любому «духу». Лётать... Странное слово... Странное для оставшейся в уже подернутой флером забвения гражданской жизни. Но сейчас словечко обрело смысл: шустрить, успевая выполнять не только прямые, предписанные уставом, обязанности, команды офицеров и сержантов, но и многое другое. Например, прихоти «черпаков» — таких же, как и он сопливых призывников, разве что «забранных» на полгода раньше.
На глаза паренька навернулись слезы. Знала бы далекая, любимая мама, чем вынужден заниматься ее неналядный «сыночка», ее милый Сереженька, которого она тщательно оберегала от домашних забот, полагая что мужчине не полагается мыть пол или чистить картошку... Она непременно упала бы в обморок, уви-дев его с грязной тряпкой в руках, драящего туалет в казарме - аутсорсинг блн - да как же!
А до вожделенного «дембеля» далеко –почти восемь месяцев, как до Альфы Центавра. Или Тау Кита.
«Зато у тебя появилась цель в жизни, — возник в мозгу нематериальный, но от этого не менее злорадный, Танькин голос. — Да и мужчиной тебя там сделают, маменькина сыночка...»
Эх, Танька, Танька... В немалой мере благодаря этой рыжей конопатой бестии и лежит сейчас Сергей на скрипучей железной койке под казенным колючим одеялом вместо привычной и уютной домашней постели. Каким же он был дураком, стремясь доказать ветреной и недоброй красотке, что и без того уже мужчина. Взрослый, надежный и умудренный опытом. Так глупо попасться в полицию накануне экзаменов... Как дорого он бы сейчас дал, чтобы отмотать время назад... Не даром говорят, что любовь зла.
На глаза девятнадцатилетнего мужчины неожиданно навернулись слезы, и он сердито заморгал, пытаясь из-бавиться от предательской влаги.
Нет, так не пойдет — реветь в подушку, как девчонка... Да и поспать надо хотя бы два-три часа, чтобы завтра не ползать сонной мухой по плацу под издевательские комментарии комвзвода лейтенанта Кузнецова.
Сергей, стараясь не слишком раскачивать шаткое двухъярусное сооружение со спящим над ним ефрейтором Лапиным — коренастым «чалдоном» откуда-то из сибирской глуши — его, рядового Хворостова, персональ-ным злым гением и мучителем, перевернулся на другой бок и плотно прикрыл веки.
Усталость и молодой здоровый организм скоро взяли свое: парень даже начал вроде бы видеть какой-то сон, сладко-томительный и упоительно гражданский, как в уши ввинтилась трель звонка, совсем не похожего на звук будильника и сливающаяся в многоголосый хор скороговорка: