Революция, моя дорогая, всегда заканчивается диктатурой. Диктатура, моя дорогая, всегда приводит к развитию мании величия у того, кто правит. А на что готов тот, кто страдает манией величия, дабы заполучить тайну вечной молодости, или вечной жизни, или же обе эти тайны?
Да, все пути ведут в одну сторону — ко мне! Я буду править правителями! Подумайте об этом, моя дорогая. Пройдет несколько лет, и Николо Варек сделается незримым правителем всего мира. А вы будете его императрицей, его королевой.
Варек придвинулся ближе, и Вера увидела его тонкие, словно бумажные, бескровные губы. Ему могло быть и сорок, и четыреста лет.
— Секрет вечной жизни. Как вам понравится такое, милая моя? Быть вечно юной, вечно оставаться такой, какая вы сегодня? Жить, править, вечно наслаждаться всеми чувствами? У меня есть для вас такой дар, мой свадебный дар.
И уже скоро, скорее, чем я смею предположить, будет еще один. Величайший секрет. Вечная жизнь! У меня здесь есть лаборатория, вы должны ее увидеть, где я ставлю эксперименты. В такие времена, как теперь, в объектах для исследования недостатка нет. Самсон каждый день посылает их ко мне. — Бескровные губы растянулись в кровожадную усмешку. — Я все ближе и ближе к открытию, — сказал ей Варек. — И когда я его совершу, мир будет принадлежать мне. Нам!
Происходящее походило на нелепую мелодраму, но было при этом самым настоящим кошмаром. Потому что это лепечущее, шепчущее, подхихикивающее существо подходило все ближе и ближе, и вон оно уже превратилось из хвастуна и заики в просто охваченный вожделением автомат. Он облапил Веру Лаваль, и она на секунду ощутила у себя на шее гнилостное дыхание. Но только на секунду. Затем она вырвалась, освобождаясь, и Варек, потеряв равновесие, гротескно растянулся на полу.
Вера Лаваль засмеялась.
Она не отказалась от его предложения руки и сердца. Она не обозвала его стариком, лжецом, убийцей или омерзительным дураком. Она не сделала ничего, только засмеялась.
Ее смех сказал за нее все остальное.
Николо Варек поднялся, привел в порядок костюм и холодно поклонился.
— Adieu,[3] — произнес он. И ушел.
Вера Лаваль ждала. Она ждала, пока Люсьен не вошел в комнату, потирая в предвкушении руки. Она ждала, пока рассказ не произведет на него должный эффект, ждала его удрученного взгляда, его тревоги, его безумных восклицаний: «Почему, почему, почему? Он же был нашей единственной надеждой, нашим последним шансом! Почему?»
Затем она принялась ждать повестки. Которая скоро пришла.
Кто-то донес на гражданина Лаваля и его дочь. Как на предателей и врагов народа.
Она ждала суда, и тот был краток. Люсьен зарыдал, услышав приговор, она же только пожала плечами.
После чего принялась ждать казни.
Ждала в одиночестве, потому что Люсьен Лаваль одним угрюмым воскресным утром повесился в камере, и она осталась совсем одна.
Она осталась одна и ждала, пока в последнюю ночь не явился Варек.
Гражданам не позволялось навещать заключенных в камерах накануне казни. Однако Варек не был гражданином. Он и человеком-то не был в привычном понимании этого слова. Он был фальшивой тенью, которая беззвучно скользнула к решетке ее камеры.
В один миг не было никого, а в следующий Варек был уже здесь. Зашептал в темноте:
— Вера, Вера Лаваль, слушайте меня! У меня есть для нас новость. Великая новость!
Последовало молчание, он дожидался ее ответа. Только она ничего не ответила. Прошел миг, и он продолжил:
— Помните, что я вам говорил? О лаборатории, экспериментах, секрете вечной жизни? Я наконец-то постиг его, Вера, наконец-то постиг! О, это не совсем то, на что я надеялся, многое предстоит доделать, чтобы усовершенствовать метод. Однако же цель, к которой веками стремилась магия, достигнута! И это сделал я. Ради вас. Ради нас с вами!
Снова последовало молчание. Вера Лаваль не двигалась. Он заговорил снова:
— Вечная жизнь, Вера! Клянусь, это правда, я могу даровать вам вечную жизнь. Все, что вам нужно, — сказать слово, и вы будете свободны. Я могу освободить вас из тюрьмы так же легко, как заточил. И вы будете вечно юной, вечно живой! Вы должны верить мне, должны верить!
Вера развернулась и посмотрела на него сквозь прутья решетки. Она не видела в темноте коридора его лица, зато он видел выражение ее лица — искаженные презрением черты.
— Я верю вам, — сказала она. — И вот что я скажу: лучше я умру завтра утром, чем проведу вечность или хотя бы одно мгновение с вами.
Смех Варека всколыхнул темноту.