– Видишь? Ты говоришь и мыслишь, как полицейский.
– Ты не можешь хотя бы намекнуть, что я ищу?
– Если я прав, все и так будет понятно. Тогда я все объясню. – Мичум достает сигарету из смятой пачки и закуривает, закатывая глаза, чтобы показать, что помнит о запрете на курение. – И ты пожалеешь об этом.
Воорт пытается выяснить еще хоть что-то, но в конце концов уступает. Он просто не может послать старого друга к черту, особенно если вспомнить вспышку интереса в глазах человека в кожаной куртке. И со вздохом спрашивает:
– Когда тебе это надо?
– Пара дней устроит? Скажем, в среду вечером. Хватит времени?
– Где мне тебя найти?
– Как говорится: «Не надо нам звонить. Мы сами с вами свяжемся».
Мичум гасит едва прикуренную сигарету, и суровые складки возле губ разглаживаются.
– Надеюсь, это все пустое. В следующий раз мы пообедаем за мой счет и поговорим о тебе и о том, что же за чертовщина приключилась, раз ты ушел из полиции – пусть и на восемь недель. Мне следовало бы позвонить тебе раньше. – С этими словами Мичум встает и тянется за курткой. – На тебя всегда можно было положиться. Рад, что ты таким и остался.
Воорт идет по стылым улицам Гринич-Виллидж. Вот и его дом на Тринадцатой улице. Почти все окна на трех этажах освещены, за занавесками двигаются человеческие силуэты. Играет джаз, и даже на улице слышна труба Уинтона Марсалиса.
Он заходит. Дом полон Воортов: кузенов и кузин, дядей, племянниц и племянников. Пахнет запеченными индейками и окороками – сельской едой, которая будет выставлена в громадной голландской кухне. Семьи, живущие на севере штата, приезжали каждый вечер с пирогами, жареными курами, салатами из тыквы, мешками яблок. Слышны радостные вопли детей, гоняющихся друг за другом по лестницам, спальням, кабинету, библиотеке и буфетной.
– А обычно ты живешь здесь совсем один, – говорит кузина Марла, беря у него куртку. Сегодня она привезла выпивку из принадлежащего ей и ее мужу винного магазина в Сохо. – Тебе надо жениться и завести детей.
– Давай не будем о Камилле. Как Мэтт?
– Ему сегодня делали химиотерапию. Потом его весь день тошнило, но он наверху, слушает обычные байки. Конрад, как хорошо, что ты разрешил ему лежать здесь, а не в больнице.
– Но ты же сама сказала. Здесь сто человек поместится.
– К тому же ты на два месяца ушел с работы и занимался его фермой.
– В детстве Мэтт был одним из двух моих лучших друзей, – отвечает кузине Воорт. «А вторым – Мичум. Вот это вечер!»
Воорт прокладывает путь мимо родственников, поднимается по лестнице, здороваясь, пожимая руки, целуя щеки. Здесь и речные Воорты, и копы из Куинса, а еще семьи детективов из Бронкса. Различные ветви семьи меняются, так что у Мэтта каждый вечер есть компания. На площадке второго этажа Воорт подхватывает одного из маленьких племянников.
Пятилетка вопит от восторга:
– Дядя Конрад!
– Что, Бадди?
– Я видел картинку в журнале, и там была Камилла!
– Замечательно, Бадди.
– А потом мама сказала папе, что Камилла предала тебя. Что означает «предала»?
– Обманула.
– Она тебя обманула?
– Тут все непросто.
– А кто это на той картине, со смешными волосами на лице? – теряя интерес к первой части разговора, мальчик указывает на один из висящих в коридоре семейных портретов.
– Это называется баки, – отвечает Воорт. – Тогда их носили многие мужчины. А Улисс Воорт когда-то был хозяином этого дома. Он был капитаном детективов и арестовал множество плохих людей, которые устраивали беспорядки, чтобы не идти в армию во время Гражданской войны.
Малыш убегает за одной из сестер. Воорт поднимается к спальне на третьем этаже. Из комнаты доносятся веселый мужской смех и – ощущаемые даже в коридоре – запахи дерьма и (послабее) рвоты.
Мэтт лежит на медицинской кровати, обложенный подушками. Крупное тело исхудало, спутанная грива темно-рыжих волос исчезла, и теперь он похож на узника Освенцима. Трубки с чистым раствором тянутся от капельниц к рукам. Мерзкого вида зеленая жидкость течет из его тела по другой трубке, подведенной к боку, в пластиковый сосуд под кроватью.
Невозможно поверить, что этот человек – ровесник Воорта и ему всего тридцать один. Невозможно поверить, что три месяца назад он выглядел совсем по-другому, но легкая боль в животе распространилась на спину и бока, и во время операции выяснилось, что рак поражает его тело с такой же скоростью, с какой современная механизированная армия захватывает отсталую страну.
– В общем, – вещает один из отставных копов Воортов (он стоит, опираясь на подоконник), – арестовываю я порноактрису, а она все время, пока я надеваю наручники, лыбится. Под конец она въезжает, что арест самый настоящий, и говорит: «Погоди-ка, так ты надеваешь мне наручники потому, что ты коп?»
Полдюжины мужчин в комнате хохочут, и Мэтт громче всех. Он колотит кулаком по кровати. От смеха по лицу текут слезы и капают на небесно-голубое одеяло.
– Привет, Конрад, – говорит Мэтт. – Я должен бы платить тебе за аренду.
– Да ладно. Благодаря тебе я экономлю уйму денег. Сюда каждый вечер тащат столько всего, что мне еще много лет не придется покупать продукты.
– Я серьезно. Прошло уже несколько недель. Есть еще пара ребят, которые предлагают мне пожить у них.
Воорт щелкает пальцами.
– Мне и в голову не приходило. Пакуй чемодан и заодно забери отсюда всех этих вралей с их байками.
– Спасибо, – тихо говорит Мэтт.
– Я еду на Лонг-Айленд, – сообщает Воорт родственникам. – Надо повидать Микки. Так что сегодня занимайте любую спальню, даже мою.
– Новое дело? – жадно спрашивает Мэтт. – Зачем нужен телевизор? У меня на глазах разворачивается самый долгоиграющий полицейский сериал в Нью-Йорке.
– Это из программы на будущую неделю, – отвечает Воорт. И спрашивает у остальных: – Кто следующий в очереди?
– Я, – отзывается самый младший из присутствующих, только недавно начавший работать патрульным кузен из Куинса. – Ну, в общем, так, – начинает он. – Это произошло на самом деле, в прошлый вторник во Флашинге…
Воорт выходит.
«Два лучших друга детства».
У него разрывается сердце.
«Такое не должно случаться».
Спустившись в гараж, Воорт садится в красный «ягуар». Выезжает на Третью авеню и поворачивает на север, к туннелю Мидтаун. Звонит по установленному в машине телефону и слушает гудки. Напарник и нынешний лучший друг отзывается, когда Воорт уже выезжает на северный берег.
– Чем занят? – спрашивает Воорт.
– Смотрю телевизор. Тут аризонский доктор Робертсон убивает одного из пациентов, – говорит Микки. – Помощь при самоубийстве, черт меня побери. И он записал это на видео! Можешь представить? Ему нравится. Знаешь, что такое эксперт? Это тип, который использует факты для подкрепления своих убеждений. Надеюсь только, когда самоубийство узаконят, надзирать за этим поставят не копов. Ну, ты понимаешь, о чем я.
Сквозь сильные помехи Воорт объясняет, что едет на остров.
– Хорошо, – отвечает Микки, – но тебе надо кое-что…
Помехи становятся такими сильными, что им приходится прекратить разговор. Что бы это ни было, оно подождет, думает Воорт.
Добравшись до лонг-айлендской автострады, он вдавливает педаль газа в пол. По пути к границе округа Нассау возле Грейт-Нек он при свете приборной панели рассматривает список Мичума. Имена ничего ему не говорят. Просто некий набор букв. За ними нет истории, лиц, проблем, страстей. Пока они еще не связаны возрастом, этнической принадлежностью, полом или даже географией.
Пять имен, адресов и номеров карточек социального страхования.
Померещилась ему вспышка интереса на лице Кожаной Куртки возле «Белой лошади»?
«Нет, не померещилась».
Мальчики начинают постигать общественную жизнь в классах и на спортплощадках. Там закладываются отношения с друзьями, которые будут взрослеть вместе с ними. На спортивных площадках по всему городу у них общие союзники, противники, стремления, разочарования. Они учатся защищаться. Учатся работать в команде. Их детская дружба становится мерилом всех последующих, как стала для Воорта дружба с Мичумом, – и потому всегда будет жить в памяти. И это дорогого стоит.