Когда он снова поворачивается к Джилл, она хмурится.
– Что-то случилось?
– Нет.
Она понятия не имеет, что его присутствие здесь как-то связано с дискетой, полученной вчера ночью. Взяв Джилл за руку, Воорт мягко разворачивает ее от глаза бури – Полис-плаза, один. Они идут на другую сторону площади. Это самый короткий путь к безопасности.
– Я освобожусь около половины первого, – говорит Воорт. – Решай, где встречаемся.
В пятидесяти ярдах от здания, за барьером из мусорных контейнеров, проносятся по Сентер-стрит машины. Но вот пара фар сворачивает с дороги в их сторону. Огни становятся выше, а значит, машина забралась на тротуар.
Это разрешено только полицейским машинам.
– Как насчет «Вероники» на Гринич-стрит? – предлагает Джилл. – Хозяйка – моя приятельница. Я могу послушать рассказ о ее личной жизни, пока буду ждать тебя.
– Отлично. – Воорт пытается разглядеть машину. Явно не трехколесный кар.
Фары бросают конусы слепящего света на площадь.
– У них замечательные овощные клецки, – говорит Джилл.
«Это фургон».
Джилл добавляет:
– А еще у них прекрасный кофе по-ирландски.
– Значит, там, – быстро говорит Воорт. Водительская дверца открывается. – Джилл, будь добра, иди. Сейчас же. Встретимся в «Веронике».
– Что-то случилось, да?
«Меня должны были предупредить по рации о появлении фургона».
– Иди, – резко говорит Воорт.
Джил возмущена его тоном. На лице написано: «Никто не смеет указывать мне, что делать». Но времени на спор нет.
– Ну же!
Мгновение ему кажется, что Джилл начнет спорить, но она просто отворачивается. Стук каблучков затихает, а Воорт, сосредоточившись, направляется к фургону. Вытаскивает рацию.
– У меня фургон на площади, со стороны Сентер-стрит. Забрался на тротуар.
Помехи.
Рация сломалась?
Ослепленный кругами света, он стучит по рации. На командном пункте можно было бы отслеживать всю связь. Но здесь, на площади, он ограничен одной частотой: разговор либо с подчиненными, либо с начальством. Оперативники связываются с руководством, руководство координирует их действия. По словам Джека Лопеса, они похожи на армию, предотвращающую нападение.
«Он видит, что я иду. К черту рацию. Доставай пистолет».
Дверца фургона хлопает, закрываясь, и машина срывается с места.
Воорт пускается бегом.
Раздается визг покрышек. Воорту остается еще двадцать ярдов, когда фургон ускоряет ход, направляясь на север. Добежав до Сентер-стрит, Воорт успевает заметить, что фургон сворачивает налево, на Рид. Темного цвета, но слишком далеко, чтобы разобрать оттенок или номерной знак. Рация Воорта наконец оживает. Он быстро отчитывается: фургон пытался попасть на площадь, теперь направляется на запад.
«Но Грин знает, что на площадь въехать нельзя. Так как же это может быть он?»
Со всех сторон к нему бегут детективы и агенты.
А за спиной раздается голос Джилл:
– Кто был в том фургоне?
Кровь отливает от лица Воорта. Он приходит в ужас оттого, что она пошла за ним. Как она посмела ослушаться?!
При виде Джилл, стоящей там, где она погибла бы, если бы фургон взорвался, где она все еще может погибнуть, если фургон перевернется, Воорта охватывает сильнейшее волнение. Все нити разочарования переплетаются. Смерть Мичума. Насмешки и исчезновение Шески.
«Из-за близости со мной она снова в опасности».
– Я же велел тебе уходить!
В это мгновение Воорту кажется, что ему никогда не остановить Фрэнка Грина. Даже все собравшиеся на площади полицейские – довольно внушительное воинство – кажутся слабыми и неумелыми: что-то кричат в рации, такие же беспомощные, как стада туристов, пытающихся, уткнувшись в карту, отыскать дорогу в незнакомом месте.
– Ты что, смерти ищешь? – накидывается Воорт на Джилл. – Раздвинутые шторы. А теперь не смогла просто уйти. Я же сказал тебе уходить!
Теперь и от ее лица отливает кровь, морозное дыхание становится прерывистым. Но тут Джилл осознает, что их окружают только полицейские, и гнев сменяется удивлением.
– Я… я думала, это просто оттого, что тут Микки.
При виде ее растерянности Воорт вспоминает слова, услышанные год назад на лекции о терроризме: «Террорист восстанавливает вас против тех, кого вы любите. Ему надо запугать вас. Запугать настолько, чтобы вы перевернули жизнь вверх дном».
Он заставляет себя успокоиться и слышит мягкий голос Джилл:
– Ты боялся, что я могу пострадать.
И все же от нее надо избавиться. На этот раз Воорт все делает правильно. Отводит ее в сторону, чтобы их никто не услышал. Надо убедить ее уйти, используя чувства, а не факты, искренность, а не информацию.
– Встретимся в половине первого. В «Веронике».
– Ты ведь не хотел кричать на меня, правда?
– Дело совсем не в тебе. Давай договоримся: ты сейчас уйдешь, а я не буду врываться к тебе во время операции с вопросом, как идут дела.
– Я не оперирую больных, – фыркает Джилл. – Применяю антибиотики. Но я подумаю, что ты должен будешь сделать.
Эта идея долга, который еще надо заплатить, похоже, нравится ей. Есть в этом какое-то кокетство.
Джилл целует его в щеку. Губы пересохли от холода, и она дрожит, несмотря на браваду.
– У тебя сильные руки, – говорит она, потирая плечо.
Уходит. Воорт, на этот раз наблюдающий за одинокой фигуркой вместо того, чтобы принять ее уход на веру, чувствует в душе трепет, похожий на любовь. Красавица, покидающая возлюбленного, может выглядеть грозной, трогательной или недостижимо прекрасной и далекой. Она может сделать так, что краткое прощание покажется долгим. Но Джилл выглядит уязвимой, несмотря на крутой черный прикид; одинокая женщина, растворяющаяся в узких каньонах улиц. Желанная добыча для хищников. Кровь среди камней.
Воорт замечает одинокую фигуру в окне административного здания – залитый светом силуэт. Человек у окна смотрит на идущую внизу Джилл.
«Это кто-то из наших детективов?»
Воорт просит патрульную машину проехать по Дуэйн-стрит, где должна идти Джилл. До «Вероники» десять минут пешком в сторону Гудзона.
Выясняется, что человек в окне – из ФБР.
Через десять минут появляется информация: в фургоне оказался подвыпивший турист из штата Мэн. На тротуар он залез, чтобы полюбоваться ярко освещенным муниципальным зданием.
– Дома мы паркуемся на газонах. Я решил, что не стрясется ничего страшного, если заехать на площадь. А потом ко мне кинулся какой-то тип с пистолетом, – рассказывает он остановившим его полицейским.
В одиннадцать пятьдесят Воорт находится на командном пункте, когда рации взрываются шквалом сообщений. Еще один фургон был замечен возле Хьюстон-стрит; двигается на юг.
Но после примерно двухсот таких обнаружений с момента начала наблюдения подобные сообщения уже не вызывают тревоги – только умеренный интерес, с которым присутствующие слушают доклады копов, приказывающих фургону остановиться на перекрестке Принс-стрит и Бродвея, и второй команды, остановившейся в пятидесяти футах от фургона.
– Полицейские у окон. Качают головами. Это не он.
В одиннадцать пятьдесят пять с вертолета докладывают о фургоне, двигающемся на юг по федеральной магистрали со стороны въезда на Хьюстон-стрит по направлению к мэрии. Еще один фургон едет по федеральной магистрали на север, им навстречу.
Оба фургона едут по мосту в Бруклин.
К этому времени командный пункт завален мусором: бутылками из-под «коки» на столе, коробками из-под пиццы в мусорных корзинах, контейнером с блюдами китайской кухни возле компьютеров, обертками шоколадных батончиков возле микрофонов. Пахнет духами, одеколоном и потной одеждой.
– Был такой коп по фамилии Мерфи, – говорит Аддоницио. Последний час он не встает со складного стального стула. – Если Мерфи приказывали искать красный «фольксваген», он в тот день видел только красные «фольксвагены». Если ему говорили про зеленый «студебекер», пурпурный «метрополитен» или двухцветный «шевроле» с каким-нибудь зеленым чудовищем за рулем, ему именно они и попадались. Знаете, чем этот Мерфи прославился? В честь него назвали закон Мерфи.