На канале взрывотехнического отдела штурмовая группа докладывает, что они окружили фургон.
– Мы начинаем.
Когда произошел взрыв в Оклахома-Сити, осколки разлетелись на сотни футов. В домах вылетели окна. Кирпичи и раствор оторвались друг от друга. Взрыв выбил фасад административного здания, и образовался вакуум, в который затянуло крышу.
Воорт снова сосредоточивается. Позади медленно гаснет свет в банкетном зале. В памяти звучит голос Шески: «Вы сами создали себе эту проблему».
Внезапно откуда-то справа доносятся очереди. Это около мотеля, на противоположном конце ограждения от места, где ранее раздавались выстрелы. Воорт переключает каналы рации и слышит крик:
– Прекратите огонь! Вы стреляете по ФБР!
Потом на канале взрывотехнического отдела раздается:
– Отбой! Мы обезвредили бомбу!
У Воорта кружится голова. Он не может поверить! Остановили! Ему надо своими глазами увидеть, что по крайней мере часть его плана, его идеи, усовершенствованной другими, но исходившей от него, сработала. С пистолетом в руке, пригнувшись, он бежит к фургону мимо запертых, покинутых или еще занятых машин.
Грин может быть где угодно.
За стеной дождя возникает фургон. Он стоит между брошенным грузовиком и такси. Дверцы открыты, мотор работает вхолостую. Два копа в куртках группы захвата вылезают сзади. Первый замечает Воорта и ликующе вскидывает кулак. По крайней мере хоть что-то идет, как надо.
Этот ликующий жест поднимает Воорту настроение. Худшее в истории полицейского управления бедствие только что было предотвращено.
Но торжество меркнет через долю секунды, когда Воорт спотыкается о лежащее на спине тело. Глаза мертвеца открыты, на мокрой белой рубашке красные пятна. Судя по наплечной кобуре, это коп, только куртки и наушников нет, и Воорт – уже по своей собственной рации – кричит Джеку Лопесу что Грин больше не носит красную куртку:
– Он снял одежду с копа! У него наша куртка и рация! Он одет как коп!
Воорт не уверен, услышали ли его.
На всем бульваре Мойнэхен копы из группы захвата идут от машины к машине, выискивая Грина и выводя гражданских. Впереди ребята из взрывотехнического отдела потихоньку отводят фургон Грина из зоны боевых действий в сторону «Парфенона».
Причудливая вспышка молнии озаряет встречную полосу и гражданских, попытавшихся укрыться на земле. В наушниках раздается приказ Лопеса:
– Всем выйти за оцепление, сейчас же! На нем куртка группы захвата! Всем выходить и показывать значки!
Вместе со стеной копов Воорт отступает к тротуару. Нельзя оставлять гражданских на разделительной полосе. Оттуда доносятся крики о помощи: из машин, с травы, из автобуса.
«Все летит к черту».
Переговорщик объявляет в мегафон:
– Фрэнк Грин, это полиция. Пожалуйста, поймите, у нас есть ордер на ваш арест…
Агенты ФБР у мотеля «Полинезия» сообщают, что не досчитались сотрудницы. Возможно, она ранена или захвачена.
Промокших, замерзших полицейских охватывает беспомощный гнев. Отчаяние кажется осязаемым. Грин мог сбежать, может быть где-то среди них или в одной из машин – с заложниками. У входа на парковку «Парфенона» Воорт видит мужчину и женщину: пара в истерике умоляет лейтенанта послать кого-нибудь на помощь их дочери. Девочка не успела вместе с ними выскочить из машины.
Но лейтенант ничего не может сделать.
– Мистер Грин, – надрывается мегафон, – прошу вас медленно подойти к банкетному залу – без оружия и с поднятыми руками.
Гроза заливает, взрывает, раскачивает город.
«Почему Лопес бездействует?»
Вой сирен. Наверное, местный полицейский участок, на который обрушился шквал звонков о выстрелах, выслал полицейские машины. А поскольку полицейские станции прослушиваются в отделах новостей по всему городу, скоро пожалуют и журналисты.
Воорт, прихрамывая, бежит к командному пункту в «Парфеноне». Наверху Лопес и старший из агентов ФБР, виргинец по имени Майк Каллен, сцепились в споре рядом с пультом полевой связи.
– Мы должны атаковать, – настаивает Лопес, бывший капитан отряда «Дельта». – Там раненые гражданские. Мы можем использовать приборы ночного видения. Осторожно подползем туда и вытащим всех!
Каллен успокаивающим жестом выставляет ладони.
– Я тоже терпеть не могу ждать, – утешает поджарый бывший юрист в полевой куртке ФБР. – Но дай переговорщику возможность поработать. Если Грин еще здесь, ему не выбраться. Он упустил шанс. Если начнется стрельба, мы можем потерять еще больше гражданских. Черт побери, они последовали твоим инструкциям и спрятались в машинах.
– Он мог захватить заложников. Надо проверить все машины, – настаивает Лопес.
Воорт вспоминает, что в составленном Мичумом психологическом портрете Грина сказано: если того загнать в угол и будет хоть какой-то шанс спастись, даже минимальный, – он без боя не сдастся.
Фэбээровец качает головой.
– Джек, послушай меня. Вы, дельтовцы, торопитесь действовать, но если пострадает хоть один человек, то кто угодно: родственник, очевидец – может возбудить гражданский иск против кого угодно: от нас с тобой до начальства в Вашингтоне.
– Так вот что тебя беспокоит? Иск? – Лопес ошеломлен.
В составленном Мичумом профиле говорится: «Грин считает, что, если его арестуют, его убьют, поэтому, по моему мнению, он предпочтет умереть раньше».
– Меня беспокоит сотня вещей, которые могут пойти наперекосяк, и иск – только одна из них. Пусть попробует переговорщик, ладно?
Воорт, отряхиваясь, вмешивается в разговор:
– Откуда вы знаете, что этих раненых не подстрелил – случайно – кто-то из наших?
Майк Каллен разглядывает Воорта, словно перед ним бездельник, забредший на его вечеринку. На инструктаже его не было.
– Это еще кто такой? – спрашивает он Лопеса.
Воорт продолжает:
– Откуда вы знаете, что пострадавших подстрелили не ваши люди и что ваше промедление не приведет к иску?
Лопес ухмыляется.
Каллен задумывается.
– Мне надо позвонить в Вашингтон.
– А пока ты звонишь, – говорит Лопес, – мы начнем атаку. – И добавляет, обращаясь к Воорту: – Если когда-нибудь решишь уйти из этого педерастического отдела сексуальных преступлений, переходи ко мне.
– Я хочу сейчас пойти с твоими ребятами.
Лопес уже повернулся к разложенной на столе карте и водит пальцем по южной части периметра, словно представляя движущуюся стрелковую цепь.
– Похоже на личные счеты, – замечает он, не поднимая головы.
– Так и есть.
– Во время атаки пригибайся. Люблю неравнодушных людей.
Воорт надевает черный обтягивающий комбинезон, черные ботинки, черный шлем и монокулярный прибор ночного видения. Прибор почувствует излучаемое тепло впереди и покажет в красных и зеленых тонах. Еще на Воорте кевларовый жилет и наушники, благодаря которым все сообщения звучат прямо в ухо, и микрофон, чтобы переговариваться с командным центром. На поясе висят две световые гранаты – только для отвлечения внимания. В отличие от колов из антитеррористического отдела, готовящихся ползти по-пластунски в сырость и холод, Воорт берет свой «браунинг» тридцать восьмого калибра – он не учился пользоваться легкими полуавтоматами, состоящими у них на вооружении.
Где-то в темноте кричит женщина:
– Помогите кто-нибудь!
Наверное, до этого она была без сознания. Теперь очнулась, охваченная страхом и болью.
– Помоги-и-и-и-и-те!
Крик врезается, впивается в него, но Воорт ничего не может для нее сделать – только сохранять позицию в цепи. Он должен сохранять позицию в цепи. Группа захвата, словно армия вторжения, выстроилась поперек Восемьдесят седьмой улицы, южной границы кордона. Их расставили с промежутком пять футов, так, чтобы, если придется стрелять, огонь велся вдоль дороги и пострадало как можно меньше посторонних.
В наушниках раздается голос Лопеса (по крайней мере четкий):