III
Коммерции советник Кастрициус, тот самый, который когда-то, в давно прошедшие мирные времена, должен был сделаться тестем господина фон Клемма — чему помешала автомобильная катастрофа на мосту через Рейн,— Кастрициус со своей хорошенькой дочкой и ее супругом, эсэсовцем из дивизии «Мертвая голова», преемником погибшего Клемма, подъехал к гаражу виллы на Таунусе; эта вилла принадлежала Шлютебоку, директору «ИГ Фарбениндустри»; с ним покойный Клемм когда-то делал большие дела и через него вел секретную переписку.
Трое мужчин, ожидавших в курительной, с трудом подавили неудовольствие, когда увидели не только Кастрициуса с дочерью, но и его зятя эсэсовца, особенно когда зять, бесцеремонно развалясь в кресле и перепробовав все сорта ликеров, начал разглагольствовать о том, в какой мере союзники-мадьяры способны к сопротивлению. Жена с трудом заставила его подняться, напомнив об условленном свидании. Кстати, и шоферу надо вернуться вовремя, чтобы забрать папочку.
Наконец эта пара удалилась, и Кастрициус сказал, взглянув в заставленное гиацинтами окно на озаренный солнцем зимний пейзаж:
— Не удивительно, что молодому человеку здесь нравится. Это, без сомнения, самый уютный уголок во всей военной крепости, именуемой Европой.
Четверо мужчин теперь непринужденно расположились в креслах. Кастрициус, Клемм — кузен и наследник покойного господина фон Клемма, владелец виллы директор Шлютебок и приехавший из Берлина, всегда точный, юстиции советник Шпрангер.
Кастрициус окинул всех хитрым взглядом, затем сказал:
— Вы помните, господа, детский стишок? «В пятьдесят еще держись, в шестьдесят к зиме катись, в семьдесят уже старик». Вам, Клемм,—«еще держись». Вам, Шлютебок, — «к зиме катись». А Шпрангер? А я? Нам скоро стукнет семьдесят. «В семьдесят уже старик». Старик! Просто жуть берет. Право же, стишки о том, что будет после семидесяти, звучат мягче: «В восемьдесят будешь бел, в девяносто — бог велел».
Присутствующие смущенно откашлялись, а Шпрангер подумал, что сам он гораздо лучше застрахован от старости, чем этот Кастрициус, который стал так нестерпимо болтлив. Он же, Шпрангер, был и остался живым, точно ртуть, и его безукоризненно выбритое лицо не стареет, на нем не сказалась даже смерть жены, некогда знаменитой шведской красавицы. Она умерла этой зимой, но не от бомбы, а от рака.
— Я, признаться, даже подивился вам, Кастрициус, — сказал Шлютебок,— зачем вы привезли с собой этого господина. Я полагал, что мы твердо решили ограничиться нашим квартетом.
— Ах, бедный мой, неужели вы не понимаете, — сказал Кастрициус, он ловко пользовался даже смешными дефектами старости, сам знал, что сделался несколько болтлив, но знал также, что эта болтливость придает ему в глазах людей какое-то почти беззаботное простодушие, — я, напротив, даже очень упрашивал моего мертвоголового зятя доставить меня сюда. Гораздо лучше, если, кроме нашего квартета, здесь будут еще посторонние, чтобы нас не считали какими-то заговорщиками, Нужно быть осторожными, ведь у нас перед глазами черт знает сколько печальных примеров. Вы на меня, старика, не сердитесь. Видно, вам все еще мало этих двенадцати лет адольфгитлеровского режима. Нацизму, видно, нужно просуществовать еще некоторое время, чтобы мы наконец научились уму-разуму.
С минуту все молчали. Самый сообразительный из всех, Шпрангер, тут же признался себе, что хитрый и болтливый старик, как обычно, прав. Но вслух он заметил:
— Кастрициус и вы, Клемм, то есть, ваш кузен, покойный Клемм, когда-то очень спешили набраться этого ума-разума.
Кастрициус шутливо всплеснул руками:
— Я вызвал духов, но их укротить не в силах. Кто это сказал? Если не Шиллер, так Гёте. Во всяком случае, один из этих двух господ, у которых на все случай жизни можно найти цитаты. Мой зять тревожит меня по другим причинам... Очень интересно знать точно, к чему пришло Ялтинское совещание... Дело в том, что мне хотелось бы отправить зятя как можно дальше отсюда. Но, конечно, боже избави, не на территорию, которую вскоре займут русские. Я полагаю, что наши враги — англичане — все же резервировали себе клочок земли на севере. И вот мне хотелось бы заблаговременно спровадить туда этого молодого человека. Мы давно бы все это уладили, если бы Рундштедт своевременно отрешился от честолюбия. Но у него уж, знаете, в привычку вошло устремляться на врага и обязательно побеждать, и вот в результате теперь, когда нам отнюдь не нужны победоносные генералы на Западе, русские напирают на нас с угрожающей быстротой, а западный сосед — с опасной неторопливостью.