VI
За эту неделю обстановка несколько улучшилась, о чем Венцлов и сообщил в своем докладе. Им благополучно сбросили продовольствие. Один раз сбросили даже почту, что очень подбодрило солдат. Венцлов жил теперь с Фаренбергом в одной половине блиндажа, она была разделена пополам дощатой перегородкой, с другой половиной она соединялась общим помещением. Венцлов читал письмо, когда к нему вошел Фаренберг.
— Какие вести?
— Плохие,— ответил Венцлов.
Фаренберг молча ждал пояснения.
Дощатая перегородка создавала только иллюзию отдельной комнаты, поэтому Венцлов понизил голос:
— Умерла моя тетя Амалия.
Фаренберг с удивлением взглянул на него. Он удивился бы ничуть не больше, если бы попал на Луну и встретил там сослуживца, который горевал бы оттого, что у него на Земле умерла старая тетка.
Он промолчал, он не мог выжать из себя ни малейшей эмоции по поводу того, что где-то там, во внешнем мире, на какой-то планете, кто-то перестал существовать. Он смутно припомнил, что года два назад, когда они так же очутились наедине, Венцлов рассказывал о какой-то старухе, заменившей ему мать. Как странно, что Венцлов, именно такой человек, как Венцлов, все еще думает о старухе тетке!
Когда Венцлов вторично прочел письмо сестры, его поразило одно место, в которое он не вник, когда читал в первый раз, потому что был слишком потрясен: «Штахвица тоже нет в живых. Хорошо, что они с тетей Амалией повидались на прощание. Ты же знаешь, как тетя была привязана к нему, тем более ее огорчило бы, что он так кончил». Почему Ленора так странно пишет о смерти его друга детства? Почему она не пишет просто «убит»? Что значит «так кончил». И почему «тем более огорчило бы»?
Последняя его связь с внешней жизнью, последняя способность чем-нибудь огорчаться отмерла с известием о смерти тети Амалии. Поэтому он особенно трезво и равнодушно думал обо всем остальном: Штахвиц, должно быть, опять сболтнул лишнее. Правда, последнее время он немножко себя обуздывал. А то у него с малых лет была склонность без толку бунтовать для собственного удовольствия.
Смертный приговор офицерам, покушавшимся на жизнь Гитлера, вызвал большое волнение. Венцлов тогда откровенно поговорил с Фаренбергом. В основном вопросе они вполне сошлись. Если враг вступит на немецкую землю, всем надо сплотиться вокруг главной ставки.
Но Штахвиц, бедняга Штахвиц, тот всегда лез во всякие авантюры. Еще тогда, в незапамятные времена, он всюду совал нос и даже был причастен к Ульмскому процессу. Он и на страшном суде что-нибудь сболтнет, этот бедняга Штахвиц, неисправимый озорник.
На той же неделе Венцлову доложили, что три человека в одной из рот только что присланного подкрепления подозрительно часто уединяются и шушукаются между собой, явно избегая посторонних слушателей и обрывая разговор, как только к ним кто-нибудь подходит. Вместе со снаряжением, с которым роту пригнали в «котел», в делах полевой полиции прибыли и сведения о каждом солдате в отдельности. При аресте было установлено, что один из трех, некий Эрман, числился у прежнего начальства неблагонадежным.