Венцлов застал у себя двух офицеров; они начали что-то взволнованно рассказывать ему. Он ничего не понимал и не желал понять и отослал их к Фидлеру.
Хотя в подвале сотрясались теперь полы и стены, Венцлов чувствовал себя здесь спокойнее, ему хотелось хоть минутку побыть одному. Кульмай заметил, что под дверью света не видно. Он подумал: «Вот сейчас начнется, понятно, дело нелегкое. Каждый человек на что-то надеется».
Венцлов положил револьвер перед собой на стол; может он позволить себе роскошь побыть немножко наедине с самим собой? В темноте сперва мелькали беловатые пятна, а потом появились красные и зеленые. Заветные цвета человека, которые он жадно ищет по всему свету; он их не нашел ни в полях и лугах, ни в церковных витражах, ни в Китае, он нашел их только в окошечках фонаря и каждый раз, когда приезжал домой на каникулы, восхищался ими. Он часто тайком забирался в фонарь, когда свет горел только на улице, и цветные стекла таинственно мерцали.
— Что ты сидишь в потемках? — послышался голос тети Амалии. Она говорила сердито, как будто не любила сама тайком поблагодушествовать у себя в фонаре.
— Я сейчас кончу! — робко сказал он.
Она повернула к нему разгневанный профиль, в котором нос и подбородок так и кололи.
— Поживее!
Он закрыл глаза, потому что его слепили яркие цвета. «Кончайте!» Кто это приказал ему впервые? Он вспомнил все. Вспомнил наконец и то, где уже видел однажды парня, которого сегодня вели на расстрел, светловолосого, с дерзким взглядом.
Капитан Клемм, его покойный зять, приказал тогда: «Кончайте!» Кто еще был при этом? Шофер Клемма, такой же курносый, как его сегодняшний шофер. А у конвоира, который вел арестованного, было грубоватое крестьянское лицо, он как сейчас его видел. Видел и Ливена, которому очень тогда завидовал, потому что Клемм был о нем высокого мнения.
Почему Клемм приказал стрелять ему, Венцлову, а не своему любимцу Ливену? Они закопали парня и засыпали песком. А потом Ливен высмеял его опасения, что труп обнаружат.
Тогда никто не подозревал, что ему трудно было стрелять, и даже он сам не отдавал себе в этом отчета. Подобная мысль ни разу не приходила ему в голову, когда они после возвращения с Западного фронта сражались на улицах Берлина. Только когда они ехали по Груневальду и арестованный сидел перед ним, у него мелькнула мысль: «Ведь мы с ним сверстники, он даже похож на меня!» Но они сейчас же вышли из машины, и Клемм знаком приказал ему стрелять.
Они отнесли его в сторону и закоцали. Но каким он остался молодым! Должно быть, все участники давно уже умерли. Ему самому было нестерпимо тяжело нести бремя жизни, тяжелее, чем дряхлому старцу. А тот парень, второй справа, закинул голову, как молодой конь. Казалось, что смерть бессильна перед ним. Они становились ему коленкой на грудь, все эти носке и лихтшла-ги, каппы и люттвицы. Но каким он остался молодым! Нацисты именно ему сулили земной рай, но он не поддался обману. Они перемалывали его всеми жерновами, так что у него трещали кости, они бросили его на войну, швыряли из сражения в сражение, но убить его не мог-ли — он остался молодым. И сейчас, когда все погибло, он опять готов пойти на все!
Яркие цвета жгли ему веки, он раскрыл глаза. Вокруг не было фонаря с цветными стеклами, вокруг была темнота, даже лица тети Амалии он не мог разглядеть. Только слышал ее строгий голос: «Кончай!»
Кульмай услышал выстрел, которого ждал уже давно; он только кивнул. И, не шевелясь, смотрел и слушал, как сбегались и вопили другие.
VII
Вернувшись с работы в один субботний вечер, Мария застала у себя в бараке незнакомую женщину. При виде ее незнакомка вскочила. Мария узнала Эмми, подругу сына. От радости лицо ее явственнее, чем всегда, засияло тихим и кротким светом. Девушка прижалась к ней, как будто и она успела почувствовать, что возле этой женщины, которую она так давно не видела, легче становится дышать. Она вырвалась с огромным трудом, рассказывала девушка, только чтобы отыскать Марию. У нее уже несколько месяцев нет никаких вестей от Ганса; не знает ли Мария, что с ним? Мария печально покачала головой. У нее тоже давно не было от него вестей. Она увидела, что Эмми ждет ребенка, прежде чем девушка сама заговорила об этом. Мария одобрительно кивнула, лицо ее засветилось радостью. Тут Эмми вскипела.