Когда они подъехали к отелю «Кайзерхоф», Ливен сказал:
— А теперь, дорогой Бекер, не забудьте хорошенько закусить и выпить, разумеется, за мой счет.
За столиком он и она склонились над карточкой кушаний, и виски их соприкоснулись. Хотя Ленора была воспитана в духе самой скаредной экономии, она, став женой Клемма, отвыкла интересоваться ценами прейскуранта, а Ливен готов был выбросить большую часть своего жалованья на этот обед вдвоем в «Кайзерхофе». Он остался верен своему решению — в этот короткий срок навсегда перевернуть и изменить всю ее жизнь. Такое вмешательство в чужие жизни он с детства считал доказательством своей власти, касалось ли это школьного товарища или одной из тех девушек, с которыми он заводил свои первые романы. «Даже сейчас,— думал он,— Ленора и внешне и внутренне уже другая, чем она была вчера, когда я приехал».
Они были в зале единственной немецкой парой, французских же офицеров с приятелями набралось немало. Когда Ливен учился в Петербурге, он неплохо овладел французским языком. Два сидевших за соседним столиком лейтенанта заметили вслух, что эта пара — немцы чистейшей воды, но, без сомнения, из хорошей семьи. Ливен перевел:
— Им хочется знать, как немка разводит амуры.
Бледное, даже серовато-бледное лицо Леноры покраснело. А французские лейтенанты констатировали, что эта женщина не имеет ничего общего с обычным типом здешних немок, у всех у них раньше были пышущие здо-ровьем щеки, пышная грудь, так что война многим даже на пользу пошла: они стали малокровнее. Ливен приказал подать в зимний сад кофе и сигареты.
Бекер был очень доволен, что ему приходится так долго ждать своих господ. Его новая подруга — горничная из гостиницы — ждала вместе с ним возле машины, и он с гордостью показывал ей следы пуль; эти следы по его указанию уже были покрыты лаком в цвет машины. Затем он подсчитал, что уже пять раз спасал своему господину жизнь — на войне, в Берлине, в Руре. Новая подруга, горничная из гостиницы, слушала разинув рот. Когда Ливен со своей дамой наконец вышли, сна рассмотрела их подробно и с большим интересом.
На следующее утро Ливен очень рано приказал шоферу отвезти их завтракать на Бирштедскую гору. И он и она сидели неподвижно каждый в своем углу, словно боялись коснуться друг друга. Бекеру в зеркало было видно, что Ливен искоса наблюдает за молодой женщиной, а она смотрит перед собой невидящими глазами. Мартовский день был настолько теплым, что можно было завтракать на открытом воздухе; потом они бродили по лугам и, вернувшись, засунули найденные ими фиалки в стеклянную вазочку на стенке машины. Бекеру было приказано провести день, как ему заблагорассудится, им, дескать, хочется совершить прогулку пешком, да ведь и он, наверно, не прочь получить свободный денек и хорошенько отдохнуть, а вечером пусть заедет за ними в гостиницу. Ливен отдавал все эти приказания, слегка улыбаясь глазами и как бы намекая этой улыбкой на многие пережитые вместе опасные дни.
Уже в восемь Бекер был у «Кайзерхофа». Он жаждал увидеть горничную. Дома эта Элла только загадки ему загадывает. Девочка из «Кайзерхофа» разрешила ему обследовать вырез ее платья, но клятвенно заверила, что никогда не позволит себе принять какое-нибудь предложение от наглых французских жеребцов. Она рассказала ему, что его господа недурно провели денек.
— Гуляли?
— Какое там гуляли, они сняли семьдесят восьмой номер с ванной, на третьем этаже, окнами в парк.
Так как Бекер всегда терпеть не мог эту гордячку Ленору, он тут же возмутился, но что его возлюбленному господину разок не повезло в любви, это Бекер считал делом чисто человеческим, в таких случаях приро-
да не признает разницы. На обратном пути он украдкой взглянул в зеркало: лицо Ливена было спокойно, таким шофер видел его в зеркале не раз за последнюю неделю в самые рискованные минуты. Лицо его спутницы было серьезно и еще бледнее обычного. Оба молчали.
Бекер ничего обо всем этом не рассказал в кухне, считая, что такая болтовня — бабское занятие и вредит репутации дома. Но тайком пристально наблюдал за обоими; однако наблюдать было больше нечего.
На другой день Бекера рано утром вызвали в Майнц, где на вокзале его ждал Клемм. Ливен, конечно, нравился Бекеру. Но, разыскав на вокзале среди прочих лиц лицо Клемма, он решил, что жена Клемма, как все женщины, не видит, кто из них двоих лучше. Однако дал себе слово молчать о своих подозрениях; в конце концов, открытие, сделанное им в «Кайзерхофе», основано только на бабьих сплетнях. Кроме того, он боялся, что такие люди, как эти двое, сейчас же будут стреляться и ему не удастся доказать Клемму, как нелепо враждовать двум порядочным мужчинам из-за столь неосновательной молодой особы. Он испытал только чувство легкого торжества и превосходства, когда Клемм поздоровался с ним.