В этот вечер невесты и жены членов «Содружества» поднялись все наверх, чтобы послушать доклад хозяина дома, теперь и о Леноре они отзывались лучше, видя ее гостеприимство. Несмотря на тесноту, всем нашлось место в кабинете, куда были поданы чай, вино и домашнее печенье. Бекера тоже позвали наверх. Клемм заявил:
— Каждый камрад — желанный гость.— Пусть их собрания послужат опровержением марксистской болтовни относительно классовых противоречий. А Бекеру было очень приятно, что госпожа фон Клемм по приказу мужа должна и ему, Бекеру, наливать чай. И так как чашки передавались по кругу, то даже сначала ему, а уже потом директору Шлютебоку. Последний в виде исключения тоже оказался сегодня здесь. После совещания Клемм убедил его присутствовать на докладе. Они договорились объединить филиалы своих фирм в Люксембурге и зарегистрировать их под видом французской фирмы. Таким образом удастся избежать всех неприятностей, которые могут возникнуть в связи с выплатой репараций или прекращением выплаты. В Амёнебурге они быстро пришли к единому мнению: постыдный Версальский договор не должен бросать тень на их старое почтенное предприятие. Затем вернулись в машине Шлютебока в Эльтвиль. Бекер был свободен и вместе с остальными ждал доклада. Шлютебок, старичок неопределенного возраста, уже не раз слышал, как его единомышленники восхваляют «Рейнское содружество», и потому решил лично ознакомиться с этой образцовой организацией, которую Клемм с такой ловкостью и знанием людей создал на своем заводе. Директор легко дал себя уговорить еще и потому, что был в хорошем настроении. Во время разговора с Клеммом о делах ему удалось-таки узнать, для кого именно Клемму понадобился деготь с высокой температурой кипения, чтобы при пропитывании не повредить растениям: оказывается, не для тропиков, а для какого-то большого садоводства на юге Франции. Когда Шлютебок вошел, Клемм как раз вбивал в головы своим гостям, насколько важно поддерживать именно здесь, среди прирейнских жителей, волю к единству германского жизненного пространства и сознание необходимости как можно решительнее вводить в дело германские добровольческие корпуса в самом восточном из боевых районов. Клемм воткнул флажок в определенную точку на карте, висевшей над его письменным столом; судьба Аннаберга в Силезии, атакованного одним из германских добровольческих корпусов, должна быть нам не менее близка, чем судьба Фельдберга в районе Таунуса. Враг взял отечество в клещи с востока и с запада; на востоке клещи эти захватывают Силезию, а на западе доходят до Рейна. То, чего здесь хотели добиться санкциями, от которых мы страдаем с Лондонской конференции, в Верхней Силезии достигнуто с помощью плебисцита. Клещи должны отхватить там кое-что в пользу поляков, а здесь, придравшись к пустякам, враг оккупировал Дуйсбург и ищет предлога, чтобы занять всю Рурскую область. Ведь шахты Рура и Силезии — это главное богатство страны, ее основная сила.
Пока Бекер чистил машину, Ленора поднялась наверх к мужу. Клемм сидел за письменным столом спиной к двери. Она еще раз отыскала на карте флажок, обозначавший то место, где был ее возлюбленный. Она решилась даже спросить как бы мимоходом:
— А где теперь наши люди?
На что Клемм тоже вскользь ответил:
— Конечно, опять в Германии. Из-за этих голосований и соглашений они ведь и в Польше лишились того, что завоевали своей кровью.— И добавил: — Ливен, наверно, тоже сидит теперь где-нибудь в Восточной Пруссии, там несколько порядочных людей попрятали у себя по имениям остатки корпуса.
Когда Клемм спустя полчаса выехал в Амёнебург, его шофер Бекер повернулся к нему:
— Если господин фон Клемм разрешит мне высказать свое мнение, господин фон Клемм произнесли сегодня такую речь, что просто мурашки по спине бегали.
— Да? Значит, тебе понравилось, Бекер? Когда в Верхней Силезии происходила вся эта история, там участвовало немало наших с тобою старых знакомых. Лейтенанта Ливена там ранили... Ты ведь, наверно, помнишь его?
— Ну еще бы! —отозвался Бекер.
Он был горд тем, что Клемм сказал «наши с тобой старые знакомые». Он был горд тем, что хранит в своем сердце ключ к семейному счастью своего господина.
На той же неделе ему пришлось убедиться, что в отношениях, которые ему лично казались проще простого, и для него может таиться подвох. После примирения с Эллой он смотрел на их брак как на дело решенное, хотя и воздерживался от обычного предложения руки и сердца. За обедом в кухне Бекер любил разглагольствовать о том, что верность до гроба бывает только у солдат на действительной службе, ему и в голову не приходило, что Элла может обидеться на какие-нибудь его интрижки. Она ведь позволяла ему целовать себя с головы до ног и не стеснялась даже приходить к нему в комнату. Но вдруг однажды, когда он вошел в кухню, она выбежала вся заплаканная — слуги фыркнули; он заметил, что девушка повязалась платком, точно у нее болела голова.