Андрей Серба
Мертвые сраму не имут...
1
Застывшее в зените солнце ярко освещало широкую горную долину и обступившие ее высокие, покрытые густым лесом горы. Прямые, безжалостные солнечные лучи высвечивали на сухой, пыльной земле каждый камешек и травинку, обжигали нестерпимым зноем все, что не искало спасения в тени у воды. Не виднелись в голубой бездонной вышине неба могучие орлы, не слышалось в кустах и листве деревьев веселого птичьего стрекота и перезвона, притихли на время даже не знающие устали цикады. Все живое словно исчезло, безраздельно уступив место душной, всюду проникающей полуденной жаре. И только людям не было дела до солнца и зноя.
На вершине холма, вытянувшегося длинной полуподковой посреди долины, сидел на рослом поджаром жеребце великий киевский князь Святослав. Был он в кольчуге, шлеме, с мечом на поясе. За его спиной виднелись несколько конных русских князей и воевод, также в полном воинском снаряжении. Напротив русичей живописной группой, сверкая золотом и драгоценными камнями, расположилось посольство византийского императора. Взгляд Святослава был прикован к стоявшему впереди иноземцев высокому, с горделивой осанкой сановнику.
— Великий киевский князь, — торжественно звучал голос византийца, — непобедимый император Нового Рима вопрошает: почему ты в Болгарии? Что делаешь так далеко от Руси на земле, которая всегда являлась частью Империи и останется таковой вечно?
— Ошибаешься, патрикий, — спокойно ответил Святослав. — Земля, на которой мы стоим, славянская, хозяева ее — болгары. Только им решать, кому и зачем на ней находиться.
— Эта земля издавна принадлежит Македонии, а она — часть Империи, — горячо возразил патрикий. — Поэтому лишь императорам Нового Рима дозволено распоряжаться ею.
— Это земля Болгарии, патрикий, — невозмутимо повторил Святослав. — Знай это сам и передай своему императору.
— Хорошо, пусть будет так, — согласился византиец. — В таком случае император готов выкупить у тебя все завоеванные на здешней земле крепости и города. Помимо того, Византия уплатит Руси богатую дань и щедро наградит всех приведенных тобой сюда воинов. Однако после этого ты, великий киевский князь, должен в кратчайший срок навсегда покинуть Болгарию.
В глазах Святослава мелькнул насмешливый блеск.
— Это все, что желал мне сказать твой император?
Византиец вскинул подбородок повыше, важно откашлялся.
— Великий князь, император Нового Рима вопрошает тебя еще об одном. Почему твои полки не только в Македонии, но и во Фракии? Разве не знаешь, что она — исконная земля Империи?
Святослав, до сего момента смотревший на византийца, перевел взгляд куда-то в горную даль.
— Патрикий, я терпеливо внимал тебе, теперь внимательно выслушай меня. Скажи своему императору, что мы, русичи, не печенеги и воюем не из-за денег. И что за землю, на которой мы с тобой сейчас находимся, Русь платила не чужим золотом, а собственной кровью… Скажи, что у Руси братский союз с Болгарией и потому мои дружины на Дунае и Балканах. Скажи, что славянская нога снова твердо стоит во Фракии и Македонии, которые неизвестно отчего Империя считает своими. Коли услышанное будет императору не по праву, передай ему мой совет: раз у Империи не осталось земли в Европе, пускай переселяется в Азию.
В глазах византийского посланца, впервые в жизни услышавшего подобные слова о своем императоре, вспыхнул недобрый огонек. Но, тотчас взяв себя в руки, он лишь исподлобья глянул на Святослава.
— Великий князь, мой император просил напомнить о судьбе твоего отца Игоря. Повелитель Нового Рима предупреждает, что твой удел может стать таким же, ибо горе нарушившему границы священной Империи. Помни об этом.
Едва заметная улыбка скользнула по губам Святослава. Византийский посол напоминал ему о неудачном морском походе на Константинополь великого киевского князя Игоря, отца Святослава. Однако посол умалчивал, что, когда через три года после этого похода Игорь снова двинул войска на Византию, теперь уже сушей и морем, та поспешила заключить с ним мир еще па Дунае, прежде, нежели русичи вступили в пределы Империи. А разве незадолго до этого предшественник князя Игоря, могучий Олег, не прибил свой червленый щит к вратам молящего о пощаде Царьграда? А разве не дрожал в страхе и прежде град святого Константина перед непобедимыми дружинами русов Аскольда и Дира, которые стояли под его стенами?
Все это хорошо знал и помнил Святослав. Поэтому византийский посол слышал вовсе не тот ответ, на который рассчитывал.
— Патрикий, русичи — не слабые женщины и не боятся угроз. Они также не малые дети и не страшатся призраков. Коли твой император забыл об этом, мы напомним ему, что русичи — храбрые воины, привыкшие всегда побеждать любых недругов. Смотри, ромей…
Святослав вытянул руку, указал послу па проходившую невдалеке от их холма горную дорогу, по которой сплошным потоком двигались русские и болгарские войска. Уши византийца наполнились звуками мерной тяжелой поступи пеших полков, казалось, что от их грозного гула дрожали окружавшие долину горы. По обочинам дороги проносились конные славянские дружины, и желтоватая пыль, подхваченная ветром из-под копыт лошадей, долетала до подножия холма, на котором находилось посольство.
Византиец почти физически ощутил, насколько ничтожными и бессильными являлись его слова и угрозы перед лицом этой несокрушимой славянской мощи, которую уже не раз испытал на себе Новый Рим. Однако посол был верным слугой своего императора и привык честно исполнять долг до конца.
— Великий князь, император Нового Рима не только добр и великодушен, но и грозен. Если ты не покинешь Болгарию по собственной воле, он выступит против тебя со всем своим войском. Тогда горе тебе и болгарам.
И впервые за время разговора посол услышал смех Святослава.
— Патрикий, посоветуй императору, дабы он не утруждал себя. Мы, русичи и болгары, сами явимся к нему в Царьград. А поскольку твой император любит историю, скажи ему, что я, великий киевский князь Святослав, иду на Вы…
По одной из комнат константинопольского Букелеонского дворца медленно расхаживал византийский император Иоанн Цимисхий. Низкорослый, с широкой выпуклой грудью, рыжей бородой и горбатым носом, он всю жизнь посвятил военному делу, вначале был отличным солдатом, затем неплохим командиром, в последнее время отличным полководцем. Кесарем Византии он стал совсем недавно, устранив в результате успешного дворцового заговора своего предшественника, императора Никифора Фоку.
В комнате, помимо него, находился еще один человек: Варда Склир, брат его жены и одновременно известный военачальник византийской армии. Почтительно замерев у входа, всем видом являя смирение и подобострастие, он внимательно следил за вышагивавшим из угла в угол императором. Вот Иоанн приблизился к открытому настежь окну, глянул на голубевшее внизу у стен дворца море.
— Варда, — заговорил он, — ты слышал рассказ послов, вернувшихся от князя Святослава. В связи с этим хочу знать твое мнение и получить совет… совет солдата и близкого родственника, — многозначительно добавил он после короткой паузы. — Ведь ты лучше, чем кто-либо иной, знаешь русов.
— Это так, император. Я не раз сражался вместе с ними и против них. Это воистину страшный враг. Если князь Святослав на самом деле направился к Константинополю… — Склир на мгновение смолк, бросил быстрый взгляд на стоявшего к нему спиной Цимисхия. — Я затрудняюсь дать тебе совет, император, — закончил он.
Цимисхий отошел от окна, остановился против Склира.
— Варда, я говорю с тобой, прежде всего, как солдат с солдатом. Поэтому мне нужна правда, а не утонченная лесть или красивая ложь, которые я только и слышу вокруг себя. Знай, что, кроме тебя, я не доверяю полностью ни одному из своих полководцев. Учти, если Империя ответит на вызов князя Святослава, войска против русов и болгар поведешь ты. Скажи, ты уверен в нашей победе?