— Хорошо, я расскажу все, что знаю, — дрогнувшим голосом сказал пленник. — Что получу взамен?
— Жизнь и свободу, — прозвучал ответ воеводы Владимира, знавшего, помимо родного, еще несколько языков.
— Спрашивайте.
— Почему ромеев на перевале намного больше, нежели сутки назад? Откуда вам, недругам, стало известно об отряде воеводы Струмена? Что замышляют твои начальники дальше? — задавал вопрос за вопросом Владимир.
Центурион облизал пересохшие от волнения губы, искоса глянул на разгоравшийся рядом костер. Болгары закончили мастерить над ним дыбу и теперь, засучив рукава, стояли рядом с огнем в ожидании дальнейших приказаний.
— Наша таксиархия защищала соседний перевал, — начал центурион, глядя на Владимира, в котором определил старшего, чем Струмен, начальника. — Однако вчера нас оттуда спешно сняли, велев прибыть сюда. Оказалось, что здесь уже был полностью сосредоточен наш легион, который прежде был разбросан по всем дорогам, ведущим к перевалам. Нам, центурионам и комесам, сообщили, что славяне наносят основной удар именно тут, а в остальных местах лишь отвлекают наше внимание. Весь день мы строили завал и копали ров, устанавливали метательные машины, а вечером нашу таксиархию послали в ущелье, чтобы уничтожить из засады болгар, которые намеревались скрытно проникнуть в наш тыл. Случившееся в ущелье вам уже известно, рус и болгарин, знаете вы и о событиях на перевале.
— Откуда твои начальники знали о болгарах? И о том, что наш главный удар будет на этом перевале?
Центурион неопределенно пожал плечами.
— Этого не знаю. В армии императора Цимисхия командиры приказывают, а не объясняют подчиненным причины своих решений.
— Сколько ромеев на перевале?
— Весь наш легион. На других перевалах оставлено по одной таксиархии. Ровно столько, сколько славян отвлекают там наше внимание.
— Император бросил против нас три легиона: два пеших и один конный. Где остальные ромеи, о коих ты еще не упомянул?
Центурион, опустив глаза, какое-то время молчал. Однако под пристальным взглядом воеводы Владимира выдавил:
— Наша конница собрана в единый кулак за этим перевалом. Если вам удастся его захватить и начать спуск, она внезапно ударит из ущелий.
— Где третий легион?
— О трех таксиархиях я уже говорил — они прикрывают соседние перевалы. А остальные легионеры… — Центурион на мгновение запнулся, потом твердо сказал: — Они за твоей спиной, русский воевода.
Владимир и Струмен переглянулись. Сообщение центуриона было настолько неожиданным, что болгарин не поверил ему и строго глянул на византийца.
— Ничего не путаешь, ромей? Иль позабыл о костре и дыбе?
— Помню обо всем и повторяю свои слова вновь. У вас в тылу, русы и болгары, наши таксиархии. Когда вы штурмовали перевал, они незаметно обошли вас по горам стороной и очутились сзади. Сейчас они строят завал и перекапывают дорогу, дабы не позволить вам отступить вниз. Когда они это сделают, вы окажетесь зажаты на маленьком участке горной дороги и начисто лишены маневра. Утром на перевал поднимется ваша конница, и это станет началом вашего конца, русы и болгары. У вас останется два выхода: погибнуть на дороге между нашими завалами либо, спасая жизни, разбежаться по окрестным лесам и горам. Однако в обоих случаях князю Святославу никогда не получить помощи из Македонии.
— Мы проверим твои слава, ромей, — нахмурившись, сказал Владимир. — Коли врешь — пеняй на себя.
Он подозвал к себе ближайшего русского дружинника.
— Десятский, возьми трех лучших воинов и мигом вниз… незаметно и бесшумно. Проверь, нет ли сзади на дороге ромеев.
Десятский без лишних слов исчез в темноте. Какое-то время от отсутствовал, а когда снова появился перед Владимиром, из его щита торчали несколько стрел, а одного из ходивших с ним в разведку дружинников двое других поддерживали под руки.
— Воевода, — тяжело дыша, произнес десятский, — полуверстой ниже — ромеи. Они уже возвели на дороге завал и заканчивают копать перед ним ров.
— Сколько их?
Десятский виновато потупил глаза.
— Не ведаю, воевода. Когда мы подкрались к завалу почти вплотную, ромеи заметили нас и хотели захватить в полон. Мы едва ушли от них.
— Ступай. Передай тысяцким, что кличу их немедля на раду…
Собравшимся русским и болгарским тысяцким воевода Владимир рассказал все, что узнал от Струмена и пленного центуриона. Решение присутствовавших оказалось единодушным: избегая окружения, прекратить штурм перевала и как можно скорее ударить по зашедшим в тыл византийцам, покуда они не успели основательно укрепиться.
Уже через несколько минут после завершения рады славяне были готовы к бою против нового врага.
Посредине дороги по двое в ряд стояло несколько распряженных возов из обоза, доверху нагруженных камнями и бочонками со смолой и дегтем. За возами виднелись шеренги упрятанных за щитами русских дружинников. В первой шеренге четверо тысяцких держали на плечах концы копий, на которых покоилось тело воеводы Святополка. Сотни глаз с ожиданием смотрели на Владимира, который с обнаженным мечом встал перед шеренгами. Воевода повернулся к дружинникам.
— Русичи и болгары! Братья! — далеко разнесся в тишине его голос. — Я обещал вам отмщенье за смерть воеводы Святополка! Я сказал, что сам поведу вас в этот бой! Я держу свое слово! — Он поднял меч, указал вдоль дороги в сторону, противоположную перевалу. — Там — ромеи, за их спиной — место погребального костра воеводы Святополка! Путь к нему лежит по вражьим трупам! Там, на священном огне, вознесутся к Перуну души воеводы Святополка, и сотен других русичей, наших братьев, павших вместе с ним! За мной, други! Смерть ромеям!
— Смерть! — словно раскат грома, пронеслось над славянскими рядами.
Уже на подходе к завалу византийцы начали обстреливать славян из луков и пращей. Однако те, не обращая внимания на потери, неудержимой лавиной продолжали двигаться вниз по дороге. Когда впереди четко обрисовались контуры завала, дружинники, сдерживавшие до этого катившиеся в передних рядах атакующих возы на ремнях и веревках, по команде воеводы Владимира одновременно отпустили их. Возы, с каждой секундой набирая скорость, понеслись вниз, со всего разгона обрушились в выкопанный перед завалом неглубокий ров.
Раздался треск дерева и грохот камней, из разбитых бочонков струями брызнули деготь и смола, обдавая горючим составом завал и спрятавшихся за ним легионеров. Тотчас десятки горящих стрел унеслись из славянских рядов в направлении завала, в мгновение ока превратив его в море огня. А в отсветах пламени, выставив впереди себя копья, наплывала из темноты ночи на разбегавшихся от пылавшего завала византийцев сплошная стена червленых щитов…
Утром после короткого отдыха воевода Владимир собрал русских и болгарских военачальников на воеводскую раду.
Вопрос был один — что делать дальше? Прорываться, несмотря ни на что, через перевалы к Дунаю или, оставаясь в Македонии, привлечь к себе как можно больше легионеров? Сложность положения заключалась в том, что минувшей ночью славяне утратили своего надежного союзника — внезапность действий, а замысел их прорыва к великому князю был полностью разгадан. Теперь, зная расположение славянских войск во всех подробностях и не выпуская ни одной их группировки из своего поля зрения, византийцы всегда могли обнаружить любой их маневр, немедленно предприняв собственные контрмеры.
Как предполагал воевода, мнения присутствовавших не совпали. Владимир, ставший после гибели Святополка главным воеводой объединенного славянского войска, внимательно выслушал каждого говорившего, и когда последний из них смолк, встал сам.