Обхватив себя руками, с тоской посмотрела на стройные ряды мраморных изголовий.
Куда идти?
Я снова оглянулась. Мне все казалось, что сероглазый мужчина вывернет из-за поворота и...
И что?
Я не знала, я ничего не знала.
Машинально перебирая ногами, старалась не смотреть на венки и надписи, но краем глаза все равно замечала: "От любящих детей", "От семьи Павленко", "От брата". Таких "от" было великое множество, и даже смотря строго вперед, под ноги, я видела покрытые зелеными листьями и цветами овалы с черными траурными лентами и надписями "От мамы и папы", " От старшего брата", "От скорбящего мужа".
Не выдержав, я снова побежала, взметая за собой хороводы из листьев. Я неслась в глубь, к деревьям, в старую часть кладбища. Я бежала к людям, их тихим голосам и горячим сердцам.
Мимо мелькали одинокие скорбные лица, а я все бежала, пока не заметила многочисленную группу, сгрудившуюся возле вырытой ямы.
- Мама? - пальцы вцепились в кованную ограду чужого памятника, а я вглядывалась в усталое любимое лицо самого дорого человека, - Мамочка...
Какие-то незнакомые люди тихо переговаривались, с любопытством поглядывали на нее и снова шептались. Но я видела только ее и стоявшего рядом отца. Окинув безумным взглядом людей, нашла брата. Он стоял возле закрытого гроба и нервно курил, периодически поправляя белые рюши, выглядывающие из под крышки.
- Готово, давайте начнем, - невысокий, жилистый мужчина, выбравшийся из ямы, подошел к родителям, - Время.
- Я не могу, - мама всхлипнула и зарыдала.
- Ну что , Вы, Ольга Алексеевна, не стоит, нам ее уже не вернуть, - светловолосый мужчина, стоявший поодаль, подошел ближе.
Вадим.
Я смотрела во все глаза на свою убийственную любовь и поражалась его лицедейству.
Это нужно уметь так красиво врать, так честно смотреть и так правдиво успокаивать.
Мразь! Какая же ты мразь, любимый!
Пока мой гроб плавно опускали в яму, он говорил слова любви, он страдал на публику, изображая убитого горем вдовца, пока мама молча рыдала, пока у отца разрывалось сердце, пока губы брата что-то беззвучно шептали.
Говорили другие. Много, разное, но я уже не слушала восхваления себя любимой, я молча глотала слезы, смотря на свою семью. Меня неудержимо тянуло к ним, и я подошла ближе, почти коснулась волосами лица мамы, почти увидела страдание в глазах отца, когда резко посмотрела вниз, в мрачную глубину ямы.
Темная, зовущая, она жарким шепотом обещала поведать все тайны мироздания. Она тянула к себе лишая воли и мыслей. Ничего не видя перед собой кроме черной глубины и полированной крышки гроба, с припорошенными землей белыми кружевами, я сделала шаг вперед, и еще шаг, и еще.
Крышка дрогнула и медленно отодвинулась, пропуская ладонь с длинными пальцами. Бледная до голубизны, полупрозрачная рука с синими лунками на ногтях придавила кружева, и пошарив по бортику, вцепилась в край крыши, пытаясь отодвинуть ее еще дальше.
- Мама, нет! - резкий окрик брата вернул контроль над сознанием и я в ужасе отшатнулась и, озираясь, пыталась понять, что же сейчас было.
Хватая ртом воздух, широко распахнутыми глазами смотрела на маму, обессилено опустившуюся на колени и чуть не упавшую в яму, навстречу бледной мертвой руке.
- Нет, нет, - мотая головой, попыталась вцепиться в ее тело и оттащить от края. Но руки прошли сквозь плечи и я, не удержавшись, снова сделала шаг вперед, к бездне, - Мамочка, нет!
Но там ничего не было. Ни рук, ни выползающего мертвеца. Только мягко поблескивающая, плотно закрытая крышка гроба. И уже грязные кружева, совсем недавно бывшие кипенно белыми.
Показалось?
- Мама, я тут, пойдем.
Обернувшись, заметила, как брат, обнявший маму за плечи, попытался аккуратно развернуть ее и увести.
- Максим, я не могу, - мама закрыла лицо ладонями и, тяжело вздохнув, сгорбилась, становясь маленькой и хрупкой, - Она там. Моя девочка осталась там.
Брат напрягся, с силой стискивая челюсть и беспомощно посмотрел на отца.
- Оленька...
- Ольга Алексеевна, ее там уже нет, там только тело.
С ненавистью посмотрев на мужа, сжала кулаки.
Да! Там только тело! А я стою рядом! Ну же, обернись! Посмотри на меня!
Но он не слышал, он только недовольно глянул в сторону работников кладбища, и те, подгоняемые его холодным взглядом усиленнее заработали лопатами, забрасывая яму землей.
Меня никто не слышал, ни родители, ни брат, ни гости. Только земля. Сзади, за спиной, она как будто бы снова пошевелилась и позвала, и я почувствовала, как холодные, липкие пальцы коснулись лопаток, провели по позвоночнику, заставляя сжиматься и ежиться. Резко обернувшись через плечо, с ужасом заорала. Крышка гроба снова шевелилась, как будто ее кто-то толкал с низу, изнутри, пытаясь отодвинуть, пытаясь выбраться.
Отвернувшись, побежала вперед, расталкивая локтями зазевавшихся гостей. Я не видела, как они, останавливаясь, с недоумением оглядывались и непонимающе перешептывались. Спотыкаясь, я бежала к выходу, к высоким решетчатым воротам, виднеющимся вдалеке. Узкие дорожки превращались в тропинки и странно заворачивались, возвращая меня к расходящимся гостям, к моей могиле.
Обессилено упав на колени, сжала пальцами сухую землю и листья, и закусив губу , посмотрела на небо, густого, синего цвета. Всхлипнув от бессилия, оглянулась назад. Рабочие почти закончили , закидывая на свежую горку последние комья чернозема и схватившегося в камень песка.
- Аккуратнее кидайте, - спиной ко мне стоял Макс, неотрывно следя за работой мужчин.
- Есть, кэп, - один из рабочих утер лоб рукавом длинной футболки и усмехнулся.
- Говорят, ее убили? - это спросил второй, с любопытством поглядывая на брата.
- Не ваше дело, - отрезав, брат вздохнул и засунул руки в карманы. Он так всегда делал, когда нервничал, когда хотел эмоционально задавить противника. Еще он приподнимал подбородок и щурил глаза, окидывая оппонента неприязненным взглядом.
- Да ладно, не кипятись, не наше, так не наше. Все парни. Готово.
На могила легли последние комья земли и рабочие разошлись, переговариваясь и поглядывая на застывшего на месте Макса.
Он еще долго стоял, разглядывая памятник и могилу, а я сидела, сверля взглядом напряженную спину. Потом, поднявшись, протянула руку и тихо позвала:
- Максик? Макс?
Он замер и медленно обернулся, хищным взглядом осматривая пустые улочки и холодные камни памятников. Прислушавшись к чему-то, мотнул головой и устало провел ладонью по волосам.
Встрепенувшись, подошла ближе и уже громче позвала:
- Макс? Слышишь?
- Мариш? - он удивленно приподнял брови и снова оглянулся. На мой памятник, - Ты там?
Качнув головой, отвернулся и, словно отбрасывая бредовые мысли, прошептал:
- Да нет. Послышится же.
- Макс? Максик!? Я перед тобой! Ну же, посмотри на меня! Макс! Я живая! Почти! Макс?
Он уставился сквозь меня и зашарил глазами по ближайшим захоронениям.
- Да не там. Ну Макс, же?
- Мариша? Где? - он вцепился в голову обоими руками и зажмурился, - Млять...
- Ты же слышишь меня? Да же? Да? Кивни головой!? Макс? Или скажи. Максик, скажи что слышишь меня! Ну же? - я зачастила, захлебываясь словами, и с безумной надеждой глядя в ошарашенные глаза брата, - Максюнечка?
- Вот только без Максюнечек! Мариша, ты же знаешь, что.. - возмутившись, он захлопнул рот и отступил на шаг назад, - Марина?
- Да, да, да! Боже, спасибо!
- Жесть, надо выпить, послышится же такое.
- Не надо Макс! Только вздумай мне!
- Так, стоп! - он выставил ладонь и несколько раз глупого вздохнул и выдохнул, а потом не надеясь ни на что, спросил, - Ты тут?
- Да-а-а!
- Не кричи, я слышу. Млин, я тебя слышу. Как так то?